Владимир Колотенко - Хромосома Христа, или Эликсир Бессмертия. Книга четвертая

– Помню-помню, – говорит Лена.

– Так вот…

Юра злился. Жора настаивал. Доходило до ссор.

– Да брось ты его в помойное ведро, своего Эхнатона, – в который раз выговаривал Жоре Юра. – Этих фараонов – как грязи. Выбери себе кого хочешь: Хеопса, Тутанхамона, Рамзеса или, на худой конец, того же Хоремхеба, перечеркнувшего все реформы твоего Эхнатона. Возьми на худой конец Клеопатру…

Жора неожиданно повернулся ко мне:

– Тинка где?!

Я молчал. Жора хмыкнул и продолжал:

– Клеопатру или Тиу, или как там её, Тиу, Ти… На худой конец…

Юра улыбался.

Мне всегда казалось, что Юра был у нас со времен фараонов.

– Клеопатру я бы взял, – ухмыльнувшись, произнес он, – но Эхнатон, знаешь ли…

Жора стоял на своем: нет!

– Тома, скажи им, что Эхнатона менять нельзя.

– Ни-ни, – сказала Тамара, – никак!..

Никто ему кроме Эхнатона не был нужен. Только много месяцев спустя всем стало ясно, почему он так уцепился за своего подопечного.

– Почему? – спрашивает Лена.

– А вот клетки Леонардо да Винчи вели себя уверенно и спокойно. Так ведут себя клетки совершенного Человека, знающего свое предназначение, Человека посвященного и продвинутого, реализовавшего потенциал своего генофонда.

– В чем же? В чем его предназначение? – спросила Тая.

– Быть Лео! Только Лео и никем другим! Лео – Лео, а Сократу – Сократом…

– Это известно сегодня каждому школьнику, – говорит Лена.

– Да, история нашла им свое место на полочке, свою нишу. Но только сегодня, глядя на формулу генома наших сверстников, можно сказать, кто из них выполнит свою миссию на земле, а кто просочится через сито истории, как вода сквозь песок.

– Но это же…

– Я не просто уверен, я – вижу.

Жора, в подтверждение сказанного, поднял вверх указательный палец.

– Вижу, – повторил он.

– Ты упомянул Сократа, – говорит Лена.

– Да, и Сократ, и, конечно, Сократ… Сократ – это яркая манифестация совести. Как Иисус – это Бог в человеческом обличье, так Сократ – это воплощенная совесть. Совесть в самом чистом виде. Это был голос крови Сократа. По реакции его клеток в дальнейшем мы строили калибровочную кривую совести для квантификации основных добродетелей.

– Для чего, для чего? – спрашивает Лена.

Я не отвечаю.

– Слово-то какое – квантификация! – говорит Лена.

– Я не раз его еще назову. Для определения количества совести в человеке, мы вычислили единицу совести – 1 сократ, и она стала самой весомой единицей при разработке формулы Любви. Формула Любви – это основной закон Жизни.

– Мы опять славим идеи расовой дискриминации, – с грустью заметила Инна, – среди них нет ни одного черного!

Ирена воскликнула:

– Вот беда!

– Меняем твоего Хаммурапи на… на кого? Пусть это будет Отелло! Или Поль Робсон. Или, на худой конец, Кондолиза Райс… На худой конец…

Мы словно перебирали картошку.

Противился и Конфуций. Его клеточкам пришло в голову есть по две порции каротина. Мы убили уйму времени, пока Юра, как-то не бросил:

– Он же желтый! Дайте ему лишнюю морковку…

– Или апельсин! – предложила Ия.

Юра редко ошибался в диагнозах, вот и на этот раз угодил в десятку. Как только в среду добавили несколько нанограмм каротина, клетки Конфуция аж прослезились в благодарностях.

Цезарь требовал Брута и Клеопатру, от которой потом отказался. Да-да! Так и было! Сначала клеточки Цезаря отказывались даже флюоресцировать. Каких только композиций мы не перепробовали!

– Юра, что скажешь? – приставали мы к Юре.

Но и он разводил руками, мол, не могу понять, что ему еще нужно. Только на следующее утро он пришел в бокс ни свет, ни заря и объявил: «Плесните-ка им пару доз Клеопатры…». Да-да! Именно «Клеопатры». Когда питательную среду проэкспонировали известное время в биополе Клеопатры, Цезарь тот же час воспрянул духом, а когда ему в друзья добавили Брута, он и вовсе разулыбался: это то, что мне нужно! Потом, конечно, был поражен: «И ты, Брут?!».

– А как вел себя Папа Римский? – спрашивает Лена.

– Требовал тишины. Просил…

– ?..

– Ведь тишина, говорил он, – это все самое лучшее, что я хотел бы слышать от этих людей. Тишина – как залог единения. Не покой – тишина. Тихая революция сознания. Папа это сразу признал: через геном! Притчи, призывы и лозунги позастряли в зубах.

В те дни мы сделали еще одно удивительное открытие. Оказалось, что по реакциям клеток можно прогнозировать поведение личности. А что говорить о клонах!

– А что Ленин?

– Он переболел свинкой, и остался бесплоден. Что ж до Сократа… Знаешь, тут такая веселая история. Сперва он стал олимпийским чемпионом на стометровке, по метанию копья и, кажется, по лыжам… Прыжки с вышки, да!.. Ну что-то зимнее на лыжах… А затем… ох-хо-хо…

– Интересно, – говорит Лена, – что же затем?

– …м-да… Залез в бочку к Диогену…

– К Лаэртскому?..

– И жили там, как сиамские близнецы, вместе…

– Голубые?

– Знаешь, вонь жуткая…

И т. д. Спорили, спорили…

– …и Эйнштейн показывал свой язык?

– Ага! Как мальчишка!

– Язык, – поучительно заверил нас Маврин, – как и радужка глаза, впрочем, как и стопа – прекрасные индикаторы состояния нашего здоровья. Это для посвящённого – как экран телевизора: все болезни как на ладони!

– Эээээээээээ… – раскрыв рот и вывалив свой малиновый язык, проэкала Тая, – и что ты там видишь?

– Покажись гинекологу, – сказал Маврин, – ты беременна.

– Я?! Правда?! Ой, Мавруша… Если это правда, я тебя расцелую!

– Покажись, покажись…

– А что, – сказал тогда Юра, – думаете, из всей этой мишуры можно будет что-то слепить?

– Тайка точно кого-то родит! – сказала Эдит.

– Ты сомневаешься? – спросил Жора.

– Что же? – Юра поправил очки и посмотрел на Жору.

– Рай, – просто сказал Жора, – рай! Я уверен!

Он положил руку Юре на плечо и добавил:

– Будь уверен! Dixi! (Я сказал, – лат.)

– Не забудьте только вот что, – сказала Ната, – и Цезарь, и Наполеон были левшами. Вообще, надо сказать, что ген леворукости принадлежит к тем рычагам управления, без которых нельзя строить ваше совершенство. Вы не считаете?

– Скажу тебе честно, – признался мне тогда Юра, – в этих Цезарях и Наполеонах я сразу увидел угрозу нашей Пирамиде. Я же говорил: нужен Гермес!

Как же он был тогда прав!

– А Тина? – спрашивает Лена.

– Мы уже к ней подбирались вплотную…

– Когда же вы её заарканите?

– Ну ты, мать, сказала! Не сплели еще в мире такое лассо, чтобы можно было её заарканить.

– Но в конце-то концов вам это удалось?

– Удалось? Не думаю… Она соблазнилась на звуки свирели… Да и то…

– Что?

– Тина…

– Ну?!.

– Мы строили дом, которому вскоре судилось стать нашей могилой. Тина сразу об этом сказала… Она…