Анатолий Лернер - Тремпиада. Эзотерическая притча

Обе строфы исполнены глубоким чувством трагедийности, предчувствием роковой развязки. Однако последующие строфы несут уже совершенно диаметрально противоположные эмоции. Итак, полярность черного и белого, добра и зла, жизни и смерти, любви и презрения беспокоят поэта, преследуют, требуют выражения…

А вот совершенно иная лира, где образ вьюжен, дик, необуздан, подобен «Ночи перед рождеством», в реве хорала которой слышится неистовая, обреченная на провал сатурналия Пушкинских «Бесов». Пастернаковское « Снег идет густой-густой, не оглянешься – и святки…» Я говорю сейчас о творчестве Татьяны Ляпоты.

Взгляните, насколько обворожительна ее рифма: «Новолуния – на валу не я», или почти Бальмонтовское, но сугубо индивидуальное, выстраданное «р», точно пронзительное эхо на «Золотом плесе» Исаака Левитана:

Горлом рубиновым к гроздьям рябиновым.

Посмотрите, как вольно, широко аукнулась реминисценция и откуда-то из глубины, из темноты памяти встаёт величественный, как христианский собор, образ близкий сердцу советского человека, абрис Марины Ивановны Цветаевой.

Данная ширь и мощь поэтического мышления Татьяны Лепоты усиливается ритмом гитары. Мгновение – и мы увлечённо следуем за поэтом, в его творческую лабораторию, безропотно подчиняясь желанию творца…

Следующие строки принадлежат Анатолию Лернеру. Слушая, читая их, невольно вспоминаешь Пушкинское «Лукоморье» или поэму Александра Щуплова «Серебряная изнанка»…

Нужно ли вам говорить, что тут над Николаем Васильевичем взвились Гоголевские черти и затянули мне глаза одной огромной слезой восторга. Сквозь эту пелену, словно в озере отражённые, предстали и Саша Щуплов, и Витюша Шамрай и даже Красников, и даже – Коркия. Да мало ли кто отражался в моем озере? Многие отражались и тонули с камнем на вые… А вот Щуплов остался. На всю жизнь. Помирая, корчась на больничной койке от перитонита, я шептал в бреду Щупловские строчки:

Вспомнились наши с Николушкой кочевничьи набеги в Жуковский, где, расслабившись от московской суеты, в трико с выдувшимися коленками, неизменно смущённый Щуплов скармливал нам столичные анекдоты…

– Слог прост, лаконичен, сжат до предела… – Позвольте, это что такое? Господи, да это же обо мне! Я вновь впился глазами Николке в переносицу и, напрягшись струной, слушал гимн себе.– В равной степени насыщен любопытнейшим содержанием…

Неловко такое слушать о себе, но до чего, братцы, приятно!

– Прочтите хоть раз «Сказание о Земле Индийской». Фантазия поэта былинно-огромна, подчас немыслимо определить черту, проходящую между фантасмагорией, рожденной магическим воображением творца…

«Это я-то творец? А почему бы и нет?»

– … и золотоносными россыпями тех слоев русского народного творчества, что органически вплелись в филигранную стлань поэтического повествования, тканную Анатолием Лернером.

«Колюшка, а вот „Шабаш ведьм“ посложней „Сказания…“ будет. Фу ты! Закончил. А мне ещё хочется».

Севка с Татьяной сидят, как очарованные. А «государь император» подбородок на костыль склонил и вопрошающе взирает на Николку: мол, ты это всё серьёзно или так, дурака валяешь? А затем взгляд одними глазами, на меня переводит. А я спокоен. Внешне. Всё правильно сказано. Ничего лишнего. Всё справедливо. А если это действительно так, то чего же смущаться? Вот так вот. Вот какие мы скромняги. Я бы сказал, патологически скромные. Ибо, будь всё иначе, не остались бы в неизвестности, обделённые вниманием издательств. А ещё мы – честны. Не можем поступиться своими принципами, не желаем обесчестить своего имени сомнительными публикациями, не… не… не…

Все сидели смущённые, не в силах вымолвить слова. Николушка торжествовал устало, а я, признаться, порядком понервничал. Ведь не прими сейчас кто-либо на веру Николкины слова, мне придётся подтверждать всё на собственном примере. А тут уж дело не только во мне одном. Даже не в моих собратьях по перу, тут на карту поставлено нечто большее… Ну, вы же понимаете?..

Татьяна, ясное дело, распогодилась. Разулыбалась Татьяна:

– Николай, – сладко начала она, – Вы как-то незаметно внесли в этот дом столько тепла и любви, что просто хочется взять и поцеловать вас.

– Только вот брать не надо…

– Молчи, Мечковский! Пошляк. Нет, правда, не каждый день слышишь от художника доброе слово о собратьях. Я вот тут знакома была с одним поэтом. И человек, вроде бы, не плохой, и стихи такие, ну, знаете, необычные какие-то, и беседовать с ним бывает интересно, но только вот заговорит о своих товарищах, все получаются у него негодяями, бездарностями, мерзавцами, ну и так далее… Злючий такой… И самое удивительное, что веришь ему. Веришь, а вот всё равно думаешь, что не бывает так, чтобы все вокруг сплошь мерзавцы одни. Видно, что-то в самом человеке не так, что-то сам он не то творит, не в ладу с собой, а потому и зол, не помнит своей доброты, чужого добра не ценит или не видит…

А доброта она всегда вокруг нас. Нужно только захотеть увидеть её, увидев, не обидеть, принять, не оскорбить отказом или равнодушием… И мне жалко его. Вот ведь бедный… Злой человек, он всегда обделен. Не с кем ему и душу излить, некому ему и грехи его отпустить, нежным себя почувствовать не с кем… Это ведь такое счастье – знать, что есть хотя бы один человек, кто поймет тебя, не предаст и не осудит, а надо – так просто промолчит вовремя и ты ему благодарен уже только за одно это молчание, за сочувствие, за соучастие… посвящение. Ты и он, твой Ангел-хранитель. А между – истина сама…

Татьяна тяжело вздохнула, посмотрев на Севку. Все молчали. Почему-то хотелось, чтобы этот искренний человек говорил ещё и ещё. И она продолжила:

– Нет, ну надо же, а? Такой язык! Вы, Коля, извините меня, ради Бога… Я ничего не читала из ваших произведений, но мне кажется, вы и писать должны также. Красиво, сложно и удивительно просто. Не для всех простота такая… Просто – для тех, кто не ушами или глазами, там, а просто – для тех, кто воспринимает всё сердцем… Не сердцем даже – душой… Нет?.. Я не права? Извините, я не умею писать и говорить красиво, я умею рисовать. И мне вот сейчас очень хочется, просто неудержимо хочется рисовать. И не просто рисовать, а создать что-то такое, чтобы люди посмотрели и сказали: это же надо, а?! Вот баба даёт!.. Вот как рисовать хочется, Коля!.. А хотите, я ваш портрет напишу! Нет, правда, приходите в любое время, когда хотите – приходите, я ваш портрет с радостью напишу. А вообще, я очень и очень и очень рада, что к Севочке такие люди ходят.