Юрий Огородников - Жизнь, поиски и метания Андрея Георгиевича Старогородского

– Раскройте тетрадь. Назовите вопрос.

Андрей продиктовал план ответа и, расхаживая по комнате, стал кратко характеризовать каждый пункт. При этом он любовался девушкой. Он видел, что перед ним не совсем обычная девушка. Влюблённый всегда находит необычное в своей симпатии. И я свидетельствую: есть, есть такое. Как и у всякой девушки. У Вари – см. стр.1 романа. Андрей, уже познавший греховное желание женщины, вдруг подумал, что к Варваре у него нет грешных помыслов.

Так началось их общение.

Что думала Варвара об их внезапном союзе? Может быть, то, чему её учили современные романы. Ох, уж эти современные романы! Особенно авторов-женщин – чума нашего века.

Оказалось, что Варвара читает с разбором, у неё сложился здоровый художественный вкус: воспитание дома и здоровое сознание, во многом благодаря семье, умно и благожелательно относившейся к дочери. Отец её до переворота был крупным комсомольским, потом партийным работником, серьёзно относившимся к своей работе. После криминального переворота не побежал из партии, как другие. Их таких было немного. Берсенев занимался в партии финансами, и ему, выделив партийные деньги, поручили учредить банк, чтобы питать партию. Теперь он банкир. О его особенностях как банкира скажем позднее.

Кстати, тут же отметим, что давало Андрею такую прочность в жизни, уверенность в поведении и разговоре. Он имел убеждения. Его родители, педагоги, потомственные интеллигенты, самой своей жизнью показывали, что человек должен самостоятельно выработать свои принципы жизни. Андрей принадлежал к социалистам, но монархического толка, феодал-социалист, непонятное соединение. Ещё в школе он начал изучать труды Маркса, других социалистов. Полагал, что следующий этап становления человечества может быть только социалистическим. Капитализм называл несчастьем человечества. Но какой социализм избрать России? Форм социализма немало. Социализм – да, а вот какой – над этим он думал. Марксова закалка: думать за народ. Народ сам толкнётся туда, куда может, для чего созрел.

Когда Варвара и Андрей бродили по улице или сидели у него дома, Варвара говорила глупости об отношении мужчин и женщин, но так наивно и мило: книжные истоки её суждений были слишком заметны. Я бы хотел, чтобы она подольше была наивна в этом вопросе. Но жизнь сегодня торопится просветить молодых людей не лучшим образом: через жизненные катастрофы. Андрей улыбался, слушая подругу, и с улыбкой – такова была его манера: начинать высказывание с мягкой улыбки – говорил ей, что проблема эта не проста. Она особенно осложнилась во второй половине двадцатого века, когда капитализм утратил всякие положительные моменты, которых и без того у него было немного. Он стал уничтожать личности, насаждать бездуховность и безнравственность, что выгодно для торговли. Я сам, признавался Андрей, попался на удочку, как-нибудь расскажу… Есть ряд гипотез по проблеме…. Порой они обсуждали прочитанные книги.

Им было интересно вдвоём. Но, думаю, не потому, что они могли вести серьёзные разговоры, а потому, прежде всего, что они нравились друг другу и как люди, и как особи женского и мужеского пола.

Я бы хотел, чтобы вы, как и я, любовались этими молодыми людьми. Таких сегодня не показывают по телевидению, о них не пишут в книгах: интересней, выразительней писать об изломанных временем и обществом людях. Но ещё сохранились и такие молодые люди, которые были во все века и у всех народов, и во все века их было меньшинство.

Вот они идут к университету. Андрей высокий, начиная разговор, откидывает назад голову, улыбается. Варвара ему по плечо, то улыбается, то серьёзнеет, то даже сердится, но быстро стирает сердитость улыбкой. Видно, что ей приятно идти рядом с таким видным молодым человеком. Она так и светится. Нет, не красавица, просто прекрасна.

Отношения Варвары и Андрея становились всё горячее. Погода также горячела с каждым днём. Лето было в разгаре. Варвару родители увозили на дачу, но пользуясь близостью дачи к столице, она самостоятельно прибегала в Москву. Особенно часто они гуляли по закоулкам Останкинского парка и Ботанического сада – всё это было высажено когда-то по радению графов Шереметьевых. В саду были места, глухие, как в дремучем лесу.

Андрей разворачивал перед Варей свои знания, а прочёл он, несмотря на молодость, уже много. Он утверждал, что читать научился раньше, чем говорить, и в колыбели с пустышкой в губах, читал философию Шопенгауэра. Варя смеялась и возражала, что говорить он научился раньше, чем читать и даже ходить, уже с колыбели с пустышкой в губах, поэтому он сейчас болтает без умолку.

– Мыслить! Мыслить! – возражал её спутник. – Ещё до того, как я увидел белый свет я начал мыслить. Патология, болезнь, притом мучительная. Мысли текут беспрерывно, как правило, глупейшие, но я не могу их остановить, мозг никогда не отдыхает. Хотя мыслим мы не мозгом, но он, видимо, питает процесс мышления какого-то вида энергией, как электростанция дома и заводы.

Андрей делился с Варей мыслями, возникавшими в нём, когда он обдумывал философские, социальные, жизненные проблемы или очередную беседу со студентами. Варя с удовольствием слушала высказываемые Андреем суждения. Они даже казались ей созвучными с её неопределёнными думами. Андрей как бы оформлял их. Она была права. Те, кто мыслят, мыслят одно и то же – одно и то же волнует людей, и они думают, что могут решить мышлением жизненные проблемы. Они решаются каким-то иным способом, мне, к сожалению и простите, неизвестным.

Во время прогулок Андрей вдруг немел. Это происходило в самых глухих местах Ботанического сада. Оба, как по команде, замирали на месте. Андрей, преодолевая земную тягу всей планеты, поворачивался к Варе, обнимал её и прижимал к себе. Варя и сама льнула к нему, её тельце, впрочем, вполне развитое по-женски тело, подрагивало от внутреннего волнения и просыпавшихся женских желаний.

В начале учебного года Варя успешно сдала вступительные экзамены в аспирантуру. Ей предстояло сдать кандидатский минимум, в том числе по философии, или по дисциплине-уроду, придуманной необразованными чиновниками министерства образования. От философии в ней остались только рожки да ножки, или хвост и грива («Пожалел волк кобылу: оставил хвост да гриву», – говорил русский народ). Нынешние политики философию не любят, видимо, боятся её – вдруг мыслью философствующих их сдунет с прибыльных местечек.

Теперь Варя и Андрей уже встречались в доме Берсеневых. Мать Вари, женщина старого закала, образованная, но занимавшаяся домашним хозяйством, приглядывалась к Андрею. Она встречала молодого человека приветливо, ставила угощение, что было выражением не только традиционного русского гостеприимства, но и симпатии к Андрею. Она бы не возражала, если бы они решили породниться.