Татьяна Доброхотова - Берцик. Новая жизнь

К Вацлаву он добрался уже во второй половине дня. Они с женой встретили его приветливо и радушно, сразу усадив за собранный специально стол. По всему было видно, что и эти люди желают ему добра, готовы помочь. Его везение на людей продолжалось, затягивая все дальше и дальше в тенета людского сострадания. И он вынужден был быть благодарен за это, потому что ничего другого не мог придумать для того, чтобы самому распоряжаться своей жизнью. Только так – покорно принимать помощь со стороны.

За столом находилась и дочка хозяев. Берцик вспомнил, как в больнице Вацлав все время поминал ее и самочек шиншилл, которых ей доверил. Ирме оказалось всего девятнадцать. Длинноногая, белобрысая, со светло голубыми глазами она со скоростью ракеты носилась по всей ферме, успевая одновременно в несколько мест.

После обеда вместе с Вацлавом отправились знакомиться с хозяйством. Оно выглядело весьма обширным, но ухоженным. Прозрачными рядами стояли высокие и просторные теплицы с цветами. На столбиках, заботливо вкопанных в грядки, были написаны сорта и особые замечания по уходу за каждым видом растений.

– Ирма старается, хозяюшкой у меня растет, – с гордостью заметил Вацлав.

Шиншиллы жили в клетках, помещенных в отдельный чистый сарайчик. Это оказались забавные, похожие одновременно на маленьких кроликов или крупных крыс пушистые зверушки.

– Если дело пойдет – на них полностью перейду. Говорят, хороший бизнес, – опять поделился радостью хозяин.

Кроме самих хозяев на ферме работало несколько человек местных, мужчин и женщин из ближайшей деревни. После работы они уходили домой, к себе. Постоянный работник на ферме был только один, Адам. Над гаражом у Вацлава была крошечная, состоящая из двух малюсеньких комнат, квартирка с кухней. Там, потеснив Адама, теперь предстояло жить и Берцику.

Квартирка была не особенно удобная, тесная, днем жаркая. В ней часто пахло бензином от расположенного внизу гаража, где кроме принадлежавших хозяину машин, стояла еще и его садовая техника. Но Берцик все равно был доволен. Это его первое жилье, за которое он отплатит сам, своим трудом.

В этот же вечер он познакомился со своим соседом. Адам, ему было двадцать девять лет, оказался веселым, смешливым и легким парнем. Он рассказал, что закончив институт в своем городе, решил немного пожить для себя, пока молодой, помотаться по стране. И так уже три года живет, перебираясь с места на место. У Вацлава ему нравится, работа не особенно трудная, кормят хорошо, а Варшава совсем рядом. Всегда можно доехать и оттянуться где-нибудь, если душа попросит.

– А ты тот, с кем хозяин в Варшаве познакомился, в больнице, да? Который все забыл о себе? Мне Вацлав о тебе рассказывал.

– Я.

– Ничего, не дрейфь, прорвемся. Жизнь тут такая, простая совсем, и полезная. Глядишь, скоро все вспомнишь, на свежем воздухе.

Жизнь на ферме действительно текла однообразная, по давно сложившемуся ритму. В восемь часов все завтракали и принимались за дела. Работа, Адам сказал правильно, была совсем нетрудной, хоть и монотонной. В первые дни вечером Берцик, с непривычки, с трудом разгибался, спина и ноги ныли, болели, но совсем скоро привык и потом легко справлялся со своими обязанностями. У него появилось даже свободное время, которое можно было на что-нибудь потратить.

Хозяином Вацлав оказался хоть и требовательным, но не жадным, временами даже щедрым. У них сложились ровные и спокойные отношения. Вечера они часто коротали в саду за большим, из струганных досок, вкопанным в землю столом, играя в шахматы и попивая пиво с копчеными чесночными колбасками.

О чем бы они не разговаривали, каждый раз хозяин обязательно поминал свою дочь. Какая она у него красавица, умница, в школе лучше всех училась, первая помощница на ферме. Шиншиллы, и те ее обожают, слушаются, а она им имена придумала, и они на них отзываются. Такая безразмерная и преданная отцовская любовь вызывала у Берцика уважение, перемешанное с завистью. Им с Вацлавом, по виду, приблизительно одинаково лет. Может, у него тоже где-то есть дочь, а он об этом не помнит.

Как-то вечером они закончили свои посиделки в саду раньше обычного, их прогнал начавший накрапывать мелкий дождик. Поднимаясь через гараж к себе домой, Берцик понял, что там есть еще кто-то кроме Адама. Войдя, он быстро прошел в свою комнату. У Адама в гостях явно женщина, а звуки, доносившиеся из комнаты, не оставляли никаких сомнений в том, чем они там занимались. Часа через полтора женщина ушла, Берцик явственно слышал, как прошумели легкие шаги вниз по лестнице, ведущей в гараж. Он отправился на кухню приготовить себе чай. Там уже сидел возле закипающего чайника его сосед.

– Ты дома? – воскликнул удивленно.

– Дома, и давно уже.

– Ты… эээ…. Не рассказывай только никому.

– Да ладно, на здоровье, я ж понимаю. Знал бы, что ты здесь не один, пришел бы позже, погулял где-нибудь.

– Ну, спасибо тебе. Если тебе тоже что-нибудь такое понадобиться, не стесняйся, обращайся, я тоже погулять могу.

– Не думаю.

– Смотри, как знаешь, а то я завсегда готов. Знаешь, как моя бабушка говорила: на ладную бабу смотря, сытым не будешь.

– И моя бабушка тоже это поговорку любила.

– Умные у нас с тобой, видать, бабушки были. Народная мудрость, она, брат, сила, я давно это понял, – балагурил Адам, пока не наткнулся взглядом на побелевшее лицо Берцика.

– Ты что? Тебе плохо? Может, ляжешь?

– Ты слышал, что я сейчас сказал?

– Да не волнуйся ты так. Слышал, конечно. Бабушки у нас с тобой похожие были.

– Бабушки! Я же не помню никакой бабушки.

Откуда, из каких глубин всплыла эта вот поговорка? Почему приписал он ее своей бабушке? Опять устроив внутри себя ревизию, никаких изменений Берцик там не нашел. Все оставалось как прежде. Ничего не знал он о себе, а тем более – о своей бабушке. Но слово вырвалось, сказалось. Может, и неслучайно. Может, действительно, его бабушка любила эту пословицу и часто повторяла. И он за ней. И вот сейчас тоже. В любом случае это хороший признак того, что память может скоро вернуться.

Жизнь на ферме текла размеренная и скучная, каждый день был похож на предыдущий: те же разговоры, работа, знакомые лица вокруг. Крутясь в повседневных заботах, через какое-то время Берцик стал замечать, что оброс тоже постоянными мелкими привычками и пристрастиями, занявшими определенное место в его жизни: свежая газета за завтраком, чашка кофе в полдень, гадкий запах от трубки ночного сторожа, все это стало значимым и важным для него. Иногда теперь он задумывался, не от прежней ли, прочно забытой им жизни остались эти привычки? Каким он был там: таким же, как здесь, или совсем другим? Сам, к примеру, курил вонючую трубку и пил только чай? Веселым или замкнутым? Вежливым или грубым? Вообще-то, казалось ему, что, скорее всего – таким же, как и сейчас. Но точно он знать не мог и думал о том, как же уживутся в нем два разных человека, когда он, наконец, вспомнит то, что так прочно забыл, и если тот, забытый им, окажется совсем другим.