Татьяна Доброхотова - Берцик. Новая жизнь

Сидящий на соседней с ним койке старик в странных полотняных брюках и свободной без воротника рубашке ниже колен, заметив, что он открыл глаза и заворочался, мигом подскочил к нему и стал о чем-то спрашивать все на том же, совершенно чужом языке. Убедившись, что его не понимают, сосед выскользнул за дверь, скоро вернувшись в сопровождении молодого мужчины в белом халате. Лицо у того было красивое, смуглое, доброжелательное. Доктор тоже попытался задать какие-то вопросы. По тому, как менялась его артикуляция и произношение, он понял, что врач обращается к нему на разных языках. Но ни одного из них, увы, не понял. Страшная мысль о том, что он немой, или просто не знает человеческой речи, продолжала парализовать сознание, но он пытался отгонять ее, утешая себя тем, что, вроде, кроме слов, понимает и оценивает все вокруг себя правильно, просто с ним что-то произошло, случилось, пока еще неизвестное ему.

В основном при помощи жестов, доктор объяснил, что у него сломана правая нога и несколько ребер, но все это не так уж страшно, скоро выздоровеет. После ухода врача он сразу заснул, утомленный общением.

В следующий раз проснулся вечером. Солнце в окне уже закатывалось, не светило так ярко как днем, горы казались более угрюмыми и молчаливыми, от них тянулись длинные тени, воздух чуть посвежел. Повернувшись в сторону комнаты, он увидел, что его соседи по больнице, расстелив на полу коврики, тихо молятся. Мусульмане, понял он. Интересно, вот факт откуда-то понятный. Это знание пришло как-то спокойно и естественно. Похоже, он знает это давно. Обрадовавшись, попытался заглянуть вглубь себя, чтобы также легко вспомнить что-нибудь еще. Но нет, эта дверь по-прежнему оказалась запертой. Ничего внутри него не изменилось, там также, вместо знаний о себе, царила полная и беспросветная пустота. Отчего, почему он ничего не может вспомнить? Но ответа по-прежнему не было. Оставалось только смириться.

На ужин соседи принесли ему что-то вроде каши, но непривычную по вкусу, острую и соленую, сваренную с обилием специй, еще простоквашу и хлеб. Только увидев еду, он понял, что голоден и с удовольствием съел все. Его соседи относились к нему дружелюбно, пытались помочь и развлечь, но чувствовал он в их поведении какое-то любопытство и отстраненность, как к существу чужому и непонятному. Да, он явно находится не там, где всегда, и не среди тех, кто близок ему. Но где же то место, которое положено ему? И как получилось так, что он оказался здесь, ничего не зная о том, что все люди знают о себе?

Следующие три дня он уже не спал днем. Силы постепенно возвращались. Ежедневно заходил доктор, давая понять, что выздоровление идет успешно. Однако в голове ничего не прояснялось. Он все также не знал кто он, откуда и как его зовут. В зеркале на него глядел мужчина лет сорока, с совсем темными волосами и щетиной, почти такого же цвета, как и у всех мужчин, виденных им тут. Но глаза были яркие, зеленые, а кожа бледная, совсем светлая, еще не тронутая загаром. Рост у него оказался высокий, он был значительно выше и доктора, и его соседей по палате. Этим он тоже отличался от них. Его все время волновал вопрос о том, что именно он знает, в противовес тому, что не знает о себе. Мысленно он часто устраивал себе экзамены и тесты, стараясь хотя бы в чем-то докопаться до себя. Так вот, он точно знал, что землю населяют разные люди, различающиеся не только языками, но и внешностью. Раз он не похож на тех, кто сейчас здесь, рядом с ним, значит, он родился где-то в другом месте, среди людей, похожих на него внешне и внутренне. Только где находится то место – об этом он не имел ни малейшего представления.

Сначала жестами, а потом даже заучив некоторые слова, у своих соседей он выяснил, что пребывает в больнице маленькой, спрятанной среди гор деревушки. Но ему так и не удалось понять самого главного, что это за страна. Соседи называли ее по-своему, на своем языке, и название ничего не сказало ему. Он подумал, что может, вообще не знает такой страны, или забыл. Мысленно погоняв себя по географии, убедился, что приблизительные представления о мире имеет. Правда, и это упражнение ничуть не помогло ему приблизиться к ответу, откуда родом он сам.

Часто он теперь думал о том, что будет делать дальше, когда переломы срастутся, но ничего толкового ему в мысли не приходило. В голову лезли всякие, видимо слышанные когда-то или прочитанные в книгах, истории про тех, кто, выйдя из дома, пропал и никогда не вернулся, про существующее, якобы, еще на Востоке рабство, куда угоняют сильных работоспособных мужчин. Умом он понимал, что эти сказки, скорее всего, к его нынешнему положению никакого отношения не имеют. Но расшатанные непонятной ситуацией нервы давали себя почувствовать. Чем он займется, когда выздоровеет? Куда направится и как? При нем не было ни одного документа. Даже одежда, в которой он был одет сейчас – не его, дали в больнице. Эти мысли тревожили, мучили, не давали спать по ночам.

Шел четвертый день его пребывания в деревне. Он уже приноровился к графику жизни в их комнате и с нетерпением ждал прихода врача, чтобы спросить у него, когда можно будет снять давящую, мешающую дышать повязку. Наконец, кто-то отодвинул полог, прикрывающий вход. Но это оказался не доктор. Все, кого он уже видел здесь, были одеты по-восточному: в странных головных уборах, длинных полотняных рубашках-халатах, свободных брюках.

Мужчина, вошедший в комнату, выглядел по-другому. Высокого роста и очень плотный, со светлыми кудрявыми волосами, чисто выбритым лицом. Одет он был в джинсы с кроссовками и яркую майку. Остановившись в проходе между кроватями, сложил руки в традиционном жесте восточного приветствия. Трое больных ответили ему и что-то быстро заговорили, указывая на койку возле окна.

Визитер устроился в ногах кровати. Какое-то время они внимательно рассматривали друг друга. Наконец, гость протянул для пожатия руку, представился:

– Штефан.

Что-то на мгновение искрой промелькнуло в голове и растаяло. Имя оказалось знакомым, в отличие от имен других больных и врача, которые он с трудом заучивал.

– Понимаешь меня? – опять обратился к нему Штефан.

Он понимал, и это показалось счастьем. И даже смог ответить.

– Да, но это не мой родной язык, я знаю, чувствую. На каком мы говорим?

– Это английский. Расскажи мне о себе. Как тебя зовут, откуда ты? Как оказался тут?

– Я не могу. Ничего не помню о себе. Ничего.

– Да, история. А ты не выдумываешь? Может, не хочешь говорить, скрываешься?

– Нет, я не вру. Пожалуйста, поверь мне. Я ничего не знаю. Мне и самому страшно. Помню только, как пришел в себя на берегу реки.

– Кто же ты такой? По-английски говоришь с акцентом. Но вроде европеец. Внешне похож на грека или испанца. Что же нам с тобой делать?