Вадимир Трусов - Эха – на!

Я, к примеру, полжизни проходил в кирзачах. Да, что я! С сорокового года половина народонаселения, в прахоря обутая, шаталась по просторам одной шестой части. И ничего. Ничего в смысле плохого, поскольку, ежели сапожки правильно подобраны, разношены, как следует, да с портяночками, по климату – сукно или хэбэ, сами выбирайте, так сплошная польза и красота получаются! А сапожки тоже разного покроя бывают, вот найдешь приличные, с голенищами укороченными, на ремешках, проваксишь должным образом, с подогревом, швы все варом пройдешь, сносу им не будет, уверяю. И никакого неуважения к кирзовым сапогам, предупреждаю! На монтаже у нас все едино, начальник ты, сварной или слесарь, выполз на отметку, экипируйся правильно. Костюмчик кислотостойкой ткани, кирзачи, без вариантов. Тогда и работается с удовольствием. А вы говорите – Италия, Монте Наполеоне, Суоми, Аалтонен… баловство одно.

Мне пятьдесят лет. Я пишу стихи и песни. Даже собственная супруга порой считает меня ненормальным. Восемь годков назад, я, будучи главным инженером одной шараги, вдруг перестал вести себя адекватно, а именно ежедневно исправно ходить на службу, прилежно исполнять указания директора, большого ума и щедрости человека (хоть он и не был очень последовательным в данных направлениях, и даже одно время весьма ко мне благоволил), и забил, что называется, на всю подобную жизнь. Многие до сих пор озадачены моим тогдашним взбрыком и последующим поведением.

С тех пор я живу случайными заработками, у меня вышло три сборника стихов, я записал «компашку» с песнями, неоднократно публиковался в толстых литературных журналах, был принят в Союз писателей. Некоторые мои однокашники по вузу, да что там некоторые, подавляющее большинство, прожив три десятка лет в Питере, до сей поры не знают кто такой Глеб Горбовский. А следовало бы, хоть за «Фонарики ночные» и «У павильона пиво – воды». Ведь горланили их в свое время. На Дальнем востоке как-то случилось нашей группе на практике околачиваться, так я про «советского постового» играл как раз этим самым советским постовым, по их же просьбе. Тем не менее коллеги по прежней службе считают мои нынешние занятия легкомысленными по меньшей мере. Как лениво и снисходительно выразилась одна знакомая тётя: «Делать тебе не френ, доминас ты штопаный». Правда она в то время только что вышла из полуторамесячного запоя и была не совсем адекватна. Но глянуть свысока не преминула. Впрочем, поделом и мне. Ибо я частенько желчен, едок и непримирим к своим бывшим сослуживцам, несмотря на внешнюю вежливость. Они чувствуют скрытую насмешку и реагируют соответственно. Возможно у них, равно и у меня, подобные акценты общения расставляются спонтанно, вроде защитного или сигнального освещения. Скорее всего так. Ну чего нам делить?

Вообще, сколько себя помню, никогда не мог чем бы то ни было продуктивно заниматься по принуждению или даже, порой, побуждению извне. Я в такие периоды как раз и напоминал сам себе уже упомянутого кота, которого насильно хотят напоить молоком и с тупой настойчивостью пытаются ткнуть мордой в миску – «поешь – попей». Никогда вы таким образом ни одну животину не накормите, не напоите. Это точь в точь, как потуги некоторых ретивых не по уму законодателей сделать счастливыми всех сразу, весь народ, одним ударом. Самое главное – они не унимаются, одни, состарившись, затихают, на их место приходят новые. Молодые радетели за всеобщее счастье и здоровье. Лет сорок назад я, мальчонкой, уже наблюдал нечто подобное. И впоследствии не раз. И сегодня – «шоу продолжается». Слышите, деляги, я не хочу и не буду здоровым, счастливым и богатым по вашей инициативе. Я лучше в канаве загнусь, лучше бутылки вновь стану собирать, но по своему желанию – хотению. Слышите, умницы и красавцы. Не обольщайтесь, ваши мамы тоже, как выяснилось, родили сплошь гениальных и добродетельных сыновей.

Как – то все невесело, хоть и смешно. Прежде я умел на окружающий мир смотреть гораздо веселее. Пока совсем не развеселили. Окончательно и бесповоротно. Иногда мне кажется, что самое ужасное, вдруг понять, что ничего особенного с тобой в жизни не происходит, настолько все обыденно и затхло. Это, должно быть, элементарное тщеславие, поэтому следует попросить прощения у Господа и успокоится на этот счет. Ведь на самом деле отсутствие громких новостей и происшествий и есть столь желанная большинству стабильность и незыблемость существования.

Молодость – молодость. Вполне согласен с цитатой, что «… молодость была глупа и жестока». На поверку именно так и происходило. Кого мне было жалеть? Не просто так, ай – яй – яй, бедненькие… А по – настоящему, умея сочувствовать не словами, но делом. У жалости ведь тоже много оттенков. И когда она превращается в сочувствие и сострадание без соплей, вот тогда… У молодых, чаще всего, нет на это времени. Не отпирайтесь, ребята, в общем все по делу.

– Папа, папа, а правда ты в молодости был членом суда?

– Я-то? Да, сынок, было дело. …Членом туда – сюда… Эх, молодость.

Проверено на практике: пудовая гиря, сброшенная с двенадцатого этажа, углубляется в асфальтовое покрытие примерно на четверть корпуса. В свою очередь, противопожарная атака контейнера для твердых бытовых отходов, при горении означенных отходов со средней интенсивностью, является эффективной при двукратной бомбардировке очага возгорания наполненным водой полиэтиленовым пакетом, емкостью не менее пятидесяти литров. Сброс оного в контейнер производился также с двенадцатого этажа нашего вузовского общежития и сопровождался заносчивыми воплями: «Эха – на!» и «Эха – эха! Мы из „Спецтехсмеха“!».

Несмотря на совершенно распоясавшуюся грозу мы упорно торчали на лоджии, курили и с огромным интересом смотрели вниз, на соседнее с общагой здание профтехучилища. Там, под одним из козырьков, укрывалась от стихии влюбленная парочка: мариман с подругой. Оба в практически невменяемом состоянии. Судя по манипуляциям, ими совершаемым, ребятам необходимо было срочно принять лежачее положение. Однако сие не представлялось возможным по двум причинам, во – первых, и вокруг, и даже у них под ногами, хлюпала практически жидкая грязюка, а во- вторых, они стояли в наклонку, подпирая друг дружку. Чуть разомкнись объятия, и ау, грохнуться порознь наверняка. С балконов пялилась на них почтеннейшая публика, горячо, впрочем, влюбленных горячо одобрявшая и подававшая ободряющие советы. Дождь шел долго. Представление, соответственно, тоже. А потом пришел Нечи.

– Нечи, какие планы на сёдня?

– Да наверное покушать надо, а потом сорочки прокипятить.

Сорочками Нечи называл преимущественно белые рубашки. Тазик он арендовал у Крота. Хозяйственного мыла было в наличии, хоть отбавляй. Эмалированная посуда для горячей стирки сорочек в мыльном растворе вскоре была водружена на плиту «Лысьва» в кухне. Выходя в коридор Нечи еще раз окинул сооруженный интерьер удовлетворенным взглядом художника – дизайнера…