Юрий Швец - Рок. И посох в песках оружие

Гамилькар вздохнул свежим ночным воздухом… Звезды, плетя заговор, перемигивались между собой… Они тусклым светом освещали верхушки скал вокруг лагеря…

«Консул Метелл, приободрённый победой, решился на осаду горы Эрик. – Продолжал воспоминания Гамилькар. – Штурм длился два дня… Но, закончилось для римлян это плачевно… Теперь, моя конница гнала и рубила тысячи римлян, сравнивая общий счёт в войне опять на ничью!»

Гамилькар зло сплюнул… Он присел и потрепал за шерсть собачку у своих ног. Та, легла на спину, подняв кверху лапки – полностью доверяя своему хозяину…

«– Страшное поражение, надолго, отрезвило искателей славы родов Магнатов города, Ганнонов и им подобных! – продолжил размышления Гамилькар, – И через год, адмирал Асдурбал, не принадлежащий никакому из родов суффетов, а также, Магнатов города, одержал славную победу в морской битве, над превосходящим по численности флотом Римского консула Публия Клавдия Пульхра при Дрепане! Было захвачены 93 римские галеры, остальные потоплены! Спаслись только 30 квинтирем, во главе с консулом! А ведь Асдурбал, был учеником попавшего в немилость у магнатов и Совета суффетов, Гамилькона! Именно они заподозрили его в связях с нами! Жадность магнатов доходит до абсурда! Они, не помогая ни мне, ни Гамилькону в Лилибее, ещё требуют финансовых взносов в казну города! Но, в тоже время, не погашают городской долг перед наёмниками, ждущими расчёта! Последних, они собрали в огромных лагерях у Приона, и других городах, в непосредственной близости у Карфагена. Магнаты потеряли от жадности голову?! Каждый род, считает, что именно ему приписали самый большой взнос, за использование на службе наёмников. Они не дают ничего, подсчитывая свои убытки, если они выведут эти средства из торгового оборота. Эти потери в процентах торговли, волнует их больше чем свобода самого города! Тупицы! Дидона ошибалась, когда полагала, что совет Магнатов будет способствовать более сильной обороноспособности города! Вышло наоборот! Они думают, что присягнув любому властителю, останутся при своей торговле. Но они не понимают главного. Собрав около города множество наёмников, которые собрались лагерями и достигли численности в 70 тысяч недовольных до зубов вооружённых бродяг, они создали реальную угрозу и городу и себе! Эти скопища наёмников понимают только один язык – язык силы и вознаграждений!»

Гамилькар повернулся к факелу. Лицо его выражало неуемную, мучительную тоску. Он протянут руку к факелу…

«Вот так, Кларисса! Мне так не хватает общения с тобой. Только наш средний сын Ганнибал, так напоминающий тебя, согревает моё сердце, здесь на этой вершине! Маленького Магона, я отправил Иоле, в Карфаген! А, Ганнибал растёт со мной! Он видит вокруг себя только воинов и игрушки его оружие! И если раньше, при твоей жизни, он любил разговаривать и шкодничать, то сейчас, в таком раннем возрасте, испытав потерю матери и брата, он стал молчаливым, но очень собранным ребёнком! Я думаю, судьба готовит ему какие-то немыслимые испытания, лишения и трудности! А он, уже сейчас готовит себя к ним!»

Гамилькар взял факел и пошёл к спуску утёса. За ним, бесшумно, в двух шагах от него, двигалась тень серой собачки. Тропа, ведущая вниз с утёса, резко ныряла вниз, довольно крутыми ступеньками лестницы, вырубленной в скале. Но потому, с какой скоростью эти двое спускались по ней с горного утёса, становилось понятно, что тропа исхожена ими тысячу раз! Гамилькар почти не смотря себе под ноги, быстро спускался по грядам горных уступов. Вот он уже на пологом спуске у центрального жертвенника лагеря… Стоящие на часах войны, оказывая почёт, проходящему мимо стратегу, поднимают над собой правый сжатый кулак. Гамилькар, кивая им в ответ, ныряет в одну в одну большую из расставленных здесь палаток. Он входит в большой, перекрытый плотной парусиной, зал с большим длинным столом посередине…

По краям стола застыли в безмолвии часовые – гоплиты. Зал освещается горящим масляным очагом, пламя которого стремится вверх, к круглому отверстию в парусине, у перекрытия потолка зала. Края отверстия в парусине закопчены и темны, от проходящего через неё дыма. Но загадочным контрастом сизому дыму, покидающему помещение через отверстие, являются проглядывающие своим холодным, безучастным, разноцветным светом звезды…

За столом сидят и вкушают принесённые им яства, не менее двух десятков человек. Увидев так стремительно появившегося Гамилькара, многие застывают от неожиданности с открытыми ртами и поднятыми ко рту кусками пищи… На первый же, брошенный на них, взгляд, приходит мысль, что эти люди явно не принадлежат к обитателям этого военного лагеря. Они праздно и пышно разодеты. Несколько человек одеты в жреческие одежды и явно не принадлежат простому жреческому сословию. Другие одеты как богатые горожане. Их хитоны ярко обрамлены и вышиты золотыми и серебряными орнаментами. Но есть, среди них и несколько военных. Они сидят рядом, друг с другом, и отличаются, только, разными цветовыми воротниками расшитых хитонов, выглядывающих из-под добротных доспехов…

Все, резко, поднимают взгляд на вошедшего.

– Я приветствую посольство вольного мирного города в своём лагере! Надеюсь, дорога оказалась для Вас неутомительной?! Клянусь расположением к себе Великой Танит, мне пришлось отменить многое, когда я узнал о приближении вашей делегации!

– Клянусь разящим, без промаха, Баалем! Твоё появление, как всегда, неожиданно, Гамилькар! Нам сказали, что ты в отъезде и будешь примерно через лунный час?! Но мы очень рады, что твоё появление столь стремительно! – Из-за стола поднялся один из военных. Это был высокий с чёрной бородой и такими же волосами человек, на вид ему было лет около пятидесяти…

– Много лет прошло с тех пор, когда мы вместе с тобой были в одном походе! – продолжал военный, – Но слава о твоих воинских подвигах не перестаёт удивлять родной город! Жаль, Совет ста четырёх руководствовался другими критериями при выборе нынешнего состава суффетов! По мне, это очень плохо отражается на боеспособности наших армий!

– Это совсем не так! – из-за стола, подал голос человек в жреческой одежде с тощим, жёлтым лицом. Глаза его походили на глаза дикой, голодной гиены. По манере говорить становилось ясно, что человек этот не любит слушать кого-либо, а наоборот привык, чтобы слушали его, – Гикет, ты разве не знаешь, что в суффеты выбирают только тех членов Совета, кто непосредственно находится в городе! Баркиды сами исключили себя из числа претендентов на этот пост! Покинув пределы города, они ослабили его! Пусть вернуться обратно и тогда станут полноправными претендентами!

– Карталон вернулся однажды, после своих громких побед, ваш жрец Агафон поднёс ему чашу с ядом, на самой встрече! После этого, Баркидам имеющим, столько, недоброжелателей и завистников, правильнее сторонится такого гостеприимства! – Гикет злобно улыбнулся в сторону жреца.