Александр Вяземка - «Конрад Томилин и титаны Земли» «Плато»

В целом запрет на рождение показал себя очень даже неплохой идеей. Население Земли состояло теперь почти целиком из зрелых, ответственных личностей. Времена, когда улицы многих городов были во власти буйных юнцов, прошли. И слава богу! Я еще помню – хотя уже и весьма смутно – эпоху, когда футбольные фанаты, то есть шпана, группировавшаяся по принципу: «Нет команды лучше нашей, потому что за нее болею я!» – громили стадионы и города, калеча и убивая друг друга. Почему-то это называлось праздником футбола.

Помимо перенаселения бессмертие не могло обойти стороной еще одну напасть человечества – войны. Открытие эликсира моментально свело на нет число согласных расплатиться жизнью за чужие территориальные, экономические или лирические аппетиты. «Дураков нет!» – «Нет?» – «Нет!» Вот так лекарство для бессмертия не только спасло людей от смерти, но и покончило с дураками.

Для составителей учебников и пособий по истории прекращение всех войн и схожих потрясений стало профессиональной трагедией. До этого момента именно войны, перевороты и революции являли собой главные вехи не только почти любого исторического труда, но и самой истории. С их исчезновением с исторической сцены их место в учебниках заняли биографии наиболее скандальных звезд спорта, кино и шоу-бизнеса, особенно – победителей в номинации «Выскочка года».

Исчезло и профессиональное образование. Если немногочисленным школам еще как-то удалось сохраниться – просто по причине периодического появления детей-клонов, – то сохранить техникумы и институты оказалось невозможным. Дать образование ребенку было долгом государства и общества, но содержать вузы, рассчитанные на обучение двух-трех студентов за столетие, оказалось непозволительной роскошью.

Профессиональное образование заменили наставники. Новорожденному клону отводилась карьера в гильдии, членом которой когда-то был и сам оригинал – конечно, при соответствии способностей клона требованиям профессии. Переход из одной гильдии в другую не запрещался, но, как уже упоминалось, жестко регулировался.

Конрад, унаследовавший от своего прообраза профессию агента по недвижимости, трудился в основанном им почти девятьсот восемьдесят лет назад ООО «Ифан Фасильефич Меняют Квартиру». За это время он успел помочь прикупить новое жилье всего трем Ифанам Фасильефичам: Ифаны Фасильефичи попадались нечасто, а прибегали к услугам ООО и того реже. Поэтому сказать, что все девятьсот восемьдесят лет Конрад «трудился», было бы изрядным преувеличением. В действительности все это время он мечтал…

Он грезил о свете софитов, неистовых аплодисментах и рыдающих зрителях. Он был ничуть не меньшим поклонником славы, чем последний актер никому неизвестного провинциального театра. Слава, правда, пока держалась к нему спиной. Но это, он твердо верил, лишь до поры до времени…

В ожидании же наступления этого момента чуда он сам заходился в неистовых аплодисментах, он сам был рыдающим зрителем, его глаза сияли ярче любого софита. Он боготворил актеров, даже весьма посредственных. Его кабинет, стены которого были увешаны отпечатанными на сверхдолговечном субпластике портретами служителей Мельпомены, киноафишами и театральными программками, напоминал офис антрепренера, но никак не рабочее место спекулянта недвижимостью.

Приблизить момент встречи Конрада с подмостками, а заодно и славой, взялся Пафл Пафлыч Мимосадов. Пафл Пафлыч отличался не только популярностью и преданностью профессии актера, но и своей доступностью для простого человека. Каждые пять лет гильдия актеров Мошковии проводила вступительные экзамены. Экзаменующихся всегда хватало с избытком, в связи с чем экзамены обычно растягивались на несколько недель. На число желающих не мог повлиять даже тот факт, что в гильдию редко кому удавалось пробиться – не более чем одному-двум счастливчикам за столетие.

За два дня до одного из таких экзаменов – своей сто сорок четвертой попытки после ста сорока трех провалов – Конрад пил чай в компании Пафла Пафлыча, своего звездного репетитора. После вечера, проведенного за прогоном экзаменационного материала, пить чай на летней веранде, утопающей в сумерках остывающего дня и стрекотании понимающих толк в музыке насекомых, было блаженством.

Сегодня Конрад был великолепен как никогда – в течение всего урока с лица Пафла Пафлыча не сходила улыбка, а с губ то и дело срывались восторженные комплименты.

Сам Пафл Пафлыч готовился к очередной звездной роли: в фильме «Чужой-296» ему предстояло сыграть правителя Чужих. Будучи сторонником школы активного реализма, Пафл Пафлыч готовился сыграть эту роль без грима и компьютерных эффектов. В свое время для роли Ихтиандра в фильме «Человек с бульвара Ихтиозавров» ему с помощью генетиков удалось отрастить жабры. Теперь с их же помощью Пафл Пафлыч должен был в течение нескольких месяцев преобразоваться в одного из монстров расы Чужих.

Конрад промокнул салфеткой пот, выступивший на лбу от чая и смешавшийся с потом, обильно оросившим его лоб еще во время репетиции. Определенную потливость, как ему казалось, вызывала в нем и внешность Пафла Пафлыча. Находиться с ним наедине было немного жутковато. Окончательно в Чужого Пафл Пафлыч еще не превратился, но и на человека более почти не походил.

– Я еще помню времена, когда чай пили из самовара, – проурчал знаменитый актер, сладко щурясь на последний лучик проваливающегося за горизонт солнца. – Был прибор такой. Заливаешь в него воду, а выходит чай.

– А в чем фокус?

– А в том… В самоваре использовался настоящий чайный лист, а не пищевой картридж, из которого моя электронная кухарка и ватрушек нам этих наладила, и варенья к чаю, и сам чай. Да… были времена. Магазины были как вот этот стол – настоящие. В них можно было зайти и побродить среди полок с товаром. А товару было… Это сейчас картриджи только остались. А раньше… Еду ведь выращивали. Да, представь себе. Зайдешь в магазин, а там… И творог. И мука. И… э… варенье. И чай. И картофель. И помидор. И огурец. И чего только нет! Господи, как же давно это было! Господа нет, а мы до сих пор поминаем имя Его. Какова все-таки у меня память, а? Это ж все было так давно, что непонятно, как память вообще в состоянии хранить воспоминания о тех временах.

– Временах Новой Античности?

– Ее самой. Я еще отлично помню ту эпоху. Тогда Британские острова лежали где-то на широте Париша… Это потом уже англичане перетащили их к Ишпании. Холодно им, видите ли, было. Дождливо и тоскливо. Шотландцы-то, само собой, заупрямились и перетаскиваться куда бы то ни было наотрез отказались. Кинулись ров рыть. Разъединительный. Республиканцы Шкверной Ирландии поначалу тоже отказались, но после того как Южная Ирландия план поддержала, согласились и те и другие… А Мошква наша тогда и вовсе была столицей непомерно громадной страны. И называлась, вроде, иначе. Мофква что ли? Или Моцква? Не помню. А ведь я, между прочим, коренной мошквич в четвертом локте. Или наколеннике? Не помню. Ни к черту память!