Инна Шолпо - Сон цикады

Их странное знакомство началось примерно год назад. Андрей шел по Невскому проспекту и остановился на тротуаре, чтобы закурить. Так вышло, что в этот момент он оказался возле большой витрины одежного магазина. Сунул в рот сигарету, достал зажигалку, щелкнул – и неожиданно почувствовал на себе чей-то взгляд, оттуда, из стеклянной клетки. Он невольно повернулся – и увидел ее, сидящую на каком-то белом кубе.

Она была необыкновенно изящна. Маленькая головка с точеным носиком, с кокетливо уложенным за ухом локоном и торчащей шпилькой, и длинная белая шея, томно изогнутая, были похожи на верхнюю часть грифа и завиток виолончели. Вообще вся ее фигура напоминала чуть надломленную музыкальную фразу. Голова была повернута немного в сторону, капризно изогнутые губы слегка улыбались – полунамеком… Все было лишь отчасти, все ускользало, но взгляд из-под неправдоподобно длинных пушистых ресниц был направлен на него… несомненно на него.

Он прекрасно помнит, что было на ней в тот день, хотя обычно не обращает внимания на одежду: демисезонное пальто, черное с белым, с большими круглыми пуговицами. Наверное, эта черно-белая фантазия также вызвала у него ассоциации с музыкой – нотный стан, клавиши рояля… Длинный черный шелковый шарф она положила рядом с собой на белый куб, и он завернулся извивом скрипичного ключа.

С того дня Андрей стал бывать возле этой витрины почти каждые две недели. Ну, конечно, он приезжал из своего спального района не только ради того, чтобы посмотреть на нее – у него были и другие дела в центре, но он всегда находил время прийти сюда.

Демисезонное пальто сменилось на летнее платье из чего-то невообразимо прозрачного, затем на осенний твидовый костюм… Она сидела по-прежнему, не меняя позы. Она была неизменной и в то же время волнующе разной в каждый новый его приезд.

Иногда он заходил внутрь, в магазин, становился у нее за спиной и пытался увидеть мир ее глазами. Как цветную киноленту, там, за стеклом. Он видел ее лицо, отраженное в витрине, и свое – в преломлении двух стекол, – и улицу за ними. Эта странная система отражений будоражила его и намекала на какой-то выход, на возможность побега в другой мир, пронизанный музыкой. Но только намекала.

Нет, Андрей не был музыкантом. Но он всегда любил танцевать, особенно танго, и часто ходил в клуб на милонги. В этом танце, как ему казалось, живет сам дух музыки, ему можно отдаться безраздельно. И здесь, проходя мимо витрины, он просто поймал ее взгляд – кабесео.

А вообще-то Андрей всю жизнь строил корабли. Сперва он делал их из щепок, коры, бумаги и спичек и пускал в плавание по весенним мутным ручейкам. Затем занимался в судомодельном кружке в Доме пионеров. Участвовал в соревнованиях, обкатывал свои модели в бассейне, располагавшемся в гулком полуподвальном помещении, и мечтал о том времени, когда его суда узнают вкус и запах настоящего моря. Потом поступил в Кораблестроительный институт и стал инженером. Они еще до сих пор ходят где-то, его корабли. Но для него самого море было чем-то таким, чему лучше оставаться в мечтах и снах.

Выйдя на пенсию, Андрей стал мастерить миниатюрные модели парусников и старинных лодок. «Катти Сарк» и «Лань» Дрейка, древнеегипетские папирусные лодки и древнегреческие триремы – он строил эти модели так же самозабвенно, как в детстве запускал в плавание лодки-щепки, и так же серьезно, как проектировал большие суда. Лепил ростры под лупой, сделал микро-дрель, чтобы сверлить отверстия микроскопического диаметра, и часами возился в своем рабочем уголке.

Он не был ни одинок, ни потерян: его умелым рукам всегда находилась работа, у него была жена, были взрослые, но не забывающие родителей дети, два пушистых белых кота и множество друзей. Так что понять, что остановило его возле витрины в тот день и что потом заставляло приезжать снова и снова, не представляется возможным. Какие-то вещи в нашей жизни просто случаются, и с этим необходимо смириться.

Часто, стоя возле витрины, он думал о Наташе. Пытался представить себе город, в котором никогда не был, и квартиру, которую никогда не видел, хотя прекрасно знает, куда выходит каждое из ее окон.

Андрей познакомился с ней в Интернете, совершенно случайно, через общих знакомых в социальной сети. Их объединяла любовь к кошкам и джазу: они отмечали друг друга на забавных кошачьих фотографиях, иногда немного флиртуя, и делились найденными в сети аудиозаписями и впечатлениями о концертах. А затем он обратил внимание на появлявшиеся в ленте новостей ее фотографии.

Раньше Андрей не слишком вглядывался в снимки знакомых. Он никогда не думал о фотографии как об искусстве. В эпоху цифровых технологий и социальных сетей она стала повальным увлечением, почти бедствием. Люди снимали себя и своих друзей во всех видах – на «мыльницы», ноутбуки и телефоны – и выкладывали в сеть: вот я танцую, вот я пью пиво в Праге, вот я напился до безобразия, вот моя девушка, вот мой кот, вот мы с друзьями в бане. Казалось, что люди перестали отдыхать, путешествовать, любить, пить и есть ради того, чтобы получать удовольствие, а делают все это исключительно для того, чтобы рассказать об этом другим, причем как можно более наглядно. Социальные сети плюс эпидемия фотографирования на что угодно, хоть на электрический утюг, сделали человеческое существование обнаженным, словно каждый старался выставить свою жизнь на витрину.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Слова Базарова из романа И.С.Тургенева «Отцы и дети».