Азад Гасанов - Тамерлан. Война 08.08.08

– Точно не в себе! – воскликнул погонщик. – Что с тобой, дурында?

Он с трудом удержал лошадь под собой, когда та шарахнулась от крика Васико и заюлила задом.

– Ты прекращай дурить! Я такого не потерплю! Слышишь меня, дикарка?

Васико ударила пятками в бока своего коня, и тот рванул с места. Но одр был обозный, тяжелый, взял мелкой рысью. И Васико ожгла его кнутом. Конь хрипнул и помчался пущенной стрелой. За спиной Васико услышала недоумевающий окрик погонщика:

– Ты куда? Вернись!

Обоз остался позади. Но боевые сотни она, как ни старалась, не догнала.

Уже на заре, когда сумерки только-только отступили, она вышла к переправе. Челны, связанные в ряд, перерезали реку. На их борта были настелены деревянные щиты. По ним спешившиеся конники переводили лошадей с берега на берег, и большая часть орды была уже на левом.

Васико издали легко отличила одно войско от другого. Если отряды гургана были форменными: на одномастных конях и в одинаковых кафтанах, то конники Каганбека были, кто на чем и в чем попало. Лошади у них были разномастные, а сами они облачены, кто в кожаный панцирь, кто в кольчугу, а кто просто в волчий или овчинный тулуп мехом наружу (позже поняла, чтобы удар меча соскальзывал по густой и гладкой шерсти и стрелы вязли в ней на излете).

Еще издалека на подскоке Васико увидела, как «тигры Аллаха» изготовились и, ощетинившись копьями, тесным строем двинулись на разрозненные отряды кипчаков, рассыпавшиеся по берегу. Копейщики гургана спускались под гору и быстро набирали скорость.

Скатившись, они вихрем понеслись по равнине. На берегу взяли на копья столпившихся кипчаков. Взрыхлили их тесную гурьбу, пронзили насквозь. А когда вышли, проскакали по берегу еще с десятую долю фарсанга 17 17 Фарсанг (перс.) – один дневной переход каравана; примерно равен восьми километрам. и развернулись.

Перестраиваясь на скаку, помчались обратно и врезались в толпу вторично.

Второго удара кипчаки не выдержали. Рассыпалась.

Тысяча гургана вышла из стычки, не потеряв ни одного копейщика. Все было проделано стремительно, на порыве, и было подобно охоте сокола на уток.

«Тигры Аллаха» по косой пошли от берега в гору. Промчались по склону широким полукругом и, вновь съехав с горы, зашли на марь – болотистую гладь, поросшую осокой.

В это время с верховий реки подошли первые сотни лучников. На скаку, сменив лошадей, они скатились к берегу и оттуда пустили стрелы в самую гущу врага, с тем, чтобы или рассеять его, не давая выстроиться, или наоборот теснее сбить в кучу, чтобы из толпы не образовалась лава.

Конные лучники ручьями пронеслись вдоль линии противника, не соприкасаясь с ним, и на скаку без остановки пускали стрелы. Каждый лучник за один вдох и выдох делал выстрел. В левой руке он держал лук, правой из колчана за спиной вытягивал стрелу, оперенным ее концом хватал тетиву, ронял наконечник на большой палец в захвате и, удерживая тетиву и оперенный конец у уха, выбрасывал лук от груди на длину локтя и в последний миг отпускал тетиву. Такие стрелы, пущенные от уха, пробивали и кожаный панцирь, и кольчугу, и стальные латы.

Лучники отстрелялись, опустошив колчаны, повернули назад. Новые подоспевшие сотни двинулись им навстречу. Разминулись. Новые сотни вышли на берег, и их стрелы посыпались на врага. Причем одни стрелы пускались настильно, метясь в передние ряды, а другие, навесом, чтобы поразить тех, кто прятался в гуще. Вновь отстрелявшиеся сотни пошли обратно в гору. А им навстречу уже спускались сотни с полными колчанами.

Из потрепанной толпы кипчаки пустили по уходящим конникам свои стрелы. И они были мастерами стрельбы, и они били от уха, и их стрелы поражали без промаха.

В это время «тигры Аллаха» на мари перестроились в ущерб глубине строя в широкий фронт и понеслись к берегу в лобовую атаку.

В гуще врага заметались. Раздались ураны – родовые боевые кличи. Затрепетали конскими хвостами бунчуки, собирая под себя сотни. Но не успели кипчаки выстроиться. «Тигры Аллаха» ударили в самый решающий момент.

Кипчакские отряды, застигнутые врасплох, дрогнули и, не оказав сопротивления, разбежались. Первыми удрали предводители. Рванули из толпы и вскач от берега на марь, чтобы там, на просторе уранами и колыханием бунчуков собрать своих подчиненных.

Тут с пригорка слетела новая тысяча копейщиков. На свежих лошадях она ударила вдоль берега и оттеснила разрозненные толпы конных кипчаков подальше от переправы. Враг бежал уже без оглядки, к мари, туда, где сзывали их командиры.

Копейщики преследовать не стали. Они отстали и уступили поле боя лучникам и мечникам. Те частью погнались за удирающим врагом, а частью ринулись к мостам и заперли переправу.

Теперь, когда поручение Повелителя было на половину выполнено, и с верховий подошли последние сотни, Мухаммада Джахангира стал собираться свои хазары в горловине между двумя холмами.

С последними командами лучников подоспела и Васико. Конники торопились вниз к войску. И Васико пристроилась им хвост.

– Ты кто такая? – накинулся на нее сотник, пересаживаясь с взмыленной лошади на свежую, заводную.

Она его сразу узнала: тот самый, кто ночью во тьме обозвал обозных «болванами».

– Я с погонщиками, – напомнила Васико.

– А где они? Где стрелы? – крикнул он.

Васико показала вдаль.

– Прочь отсюда, девка!

Сотник с отрядом сбежал с пригорка, а Васико осталась на вершине.

Между тем отряд Мухаммада Джахангира завершил построение. «Тигры Аллаха» заняли расширение горловины там, где холмы расходились, и начиналась ложбина. Рядом встали шеренги второй тысячи копейщиков. Впереди сотенными колоннами выстроились сабельщики. А на самом острие образовавшегося клина и по флангам – конные лучники.

Выстраиваясь в боевые порядки, войско Мухаммада Джахангира обходилось без его команд. Голоса гургана не было слышно, от него к тысячникам не мчались вестовые. Казалось, что воины делают все по собственной прихоти, по своим представлениям. Но на самом деле каждое движение каждого бойца соразмерялось с действиями их командиров, а воля командиров питалась волей гургана.

Над строем взвились расчесанные бунчуки и затрепетали освобожденные от чехлов хоругви. Протрубили горнисты. Это означало, что войско готово к бою.

Васико наблюдала за этим зрелищем с вершины пригорка. Обозный конь под ней тяжело сопел и едва держался на ногах. Даже если бы ее пустили в строй, воевать на полудохлой кляче, означало бы самоубийство. А между тем по берегу бродили прекрасные боевые кони, в недавней схватке потерявшие наездников.

Она спустилась с пригорка и огляделась. Присмотрела себе широкогрудого саврасого жеребца, тонконогого, длинношеего, с огненными глазами навыкате.