Азад Гасанов - Тамерлан. Война 08.08.08

К моменту финальных откровений я вконец испекся, и до конца написал о Тимуре, который, покоряя мир, покорно приносил своей удаче жертвы: жизни самых дорогих ему людей. Тимуру в ближайшем будущем предстояло разбить Золотую Орду – венец его ратных свершений – и потерять в битве, в низовьях Волги своего наследника, горячо любимого внука солнцеподобного гургана Мухаммад-Султана.

Исписанные листки вложил в газету и пошел к Васико. Добрался до дома, с карликовой пальмой у входа, где она жила. Поднялся по лестнице до ее дверей и оставил у порога свое творение. Потом спустился вниз и спрятался в скверике через дорогу.

Она появилась через час. Выскочила из подъезда и замерла на тротуаре. Жутко соблазнительная в шортах и коротком топе. В руках ее была газетка с моими опусами. Она беспокойно озиралась по сторонам. Но меня не обнаружила. Потом прошлась по улице: туда и обратно, а посмотреть через дорогу не додумалась. Да и что это была за дорога – две полосы – и я был виден, как на ладони. Глупышка. Она вернулась в дом, а я вернулся в свою хибару. Вернулся к писанине.

Второй раз увидел Васико, когда выбрался за сигаретами. Она слонялась по перекрестку, там, где однажды высадила меня, и устало высматривала меня среди прохожих. «Вот, – подумал я, – уже жалеет. Но поздно».

Потом сам ее искал. Дважды. Первый раз ждал на пляже, не дождался. Во второй раз нашел ее на набережной. Она сидела на скамейке, и выглядела паршиво – на нее даже никто не озирался. Теперь уже не злорадствовал. Просто, кольнуло в сердце и сдавило в горле. А вечером, исписавшись, ошалев от своей галиматьи, решил: хватит, достаточно подурачились, пора мириться. Подумал: вот, подчищу то, что накалякал и вперед. С букетом цветов, если у меня хватит денег.

А денег, кстати, оставалось в обрез. И мне срочно, в пожарном порядке требовался заказ. Я решил, что, даже помирившись с Васико, я к грязным серебряникам не притронусь. Так что нужен был заказ.

И вот через два дня, когда я подсчитывал остаток денег, прикидывая, насколько паршивые сигареты мне сегодня придется курить, прозвучал звонок. Васико звонить не могла – она не знала номер моего телефона – значит мой агент, потому что ни с кем другим на этом карликовом курорте я не общался. Так и есть – агент! Наконец-то пришел заказ.

Причем хороший заказ – гонорар солидный, мне редко, когда столько сулили. Видимо, клиент попался жирный, из новых русских, вернее из новых армян, так как дело было на Армянской Ривьере.

Надо было снять на долгую память пассию нового армянина, которую он отправлял в отставку. Фотосессия в стиле ню и видео с игрушками. Представьте, некоторые индивидуумы из числа моих клиентов очень трепетно относятся к своим шалостям. И их не мало. Я с этого кормился последние два года. Нет слов, я выбрал не самое достойное занятие, но, когда я подвязался на этом поприще, особого выбора у меня и не было. Я остался без копейки денег, в чужой стране, терпел крушение. И один мой знакомый пражанин – поляк, владелец студии, снимающей фильмы для взрослых – бросил мне спасательный круг. Я и уцепился. И до сих пор держался за него. Более того, считал свое занятие вполне приемлемым для человека с моим образом мыслей и моим укладом жизни.

Я холостяк, без семьи, без друзей, потерявший связь с родными и родиной. Мне некого и нечего стыдиться. А преимуществ было немало: работа не пыльная, хорошо оплачиваемая, и в некотором роде не лишена приятности, ну, если не слишком привередничать. А мне привередничать особенно не приходилось. До последнего времени.

Но теперь, после того, как я познакомился с Васико, конечно все менялось. Признаться Васико, каким делом занимаюсь, я естественно не мог, а значит, надо было менять занятие. Я тогда твердо решил: последний заказ и умываю руки. Чем займусь потом, представлял смутно, и до поры до времени решил не думать об этом.

Для съемок был снят номер в гостинице. Я пришел загодя, чтобы расставить оборудование и настроить свет. Когда закончил с приготовлениями, развалился в кресле и закурил. Принял жесткое решение: если доморощенная модель начнет приставать, вполне корректно, не унижая ни ее, ни своего достоинства, дам понять, что у меня есть принципы. Собственно говоря, это решение далось мне без особого труда.

Я в последнее время не испытывал влечения ни к одной из женщин. Не считая Васико. Без преувеличений, если бы передо мной выстроили всех самых выдающихся красавиц мира, пусть даже в костюмах Евы, и даже без фиговых листочков, меня бы это совершенно не тронуло. Как хотите, но рядом с Васико все остальные женщины смотрелись бледно. Если я и испытывал к ним что-то, то только жалость.

Когда пришла модель, я докуривал вторую сигарету. Щелкнул ключ в замке, бесшумно открылась дверь, и донеся мужской голос:

– Вас ждут, проходите.

Я потянулся к столику, щедро заставленному бутылками. «Чтобы ей такое налить?»

У меня было правило: начинать следует с выпивки. За питьем и сигаретой, и беседой, предшествующей съемке, удается снять смущение и освободить начинающую модель от притворного стыда или наоборот сбить кураж, пока девица, распоясавшись, не начала корчить из себя порнозвезду или роковую, многоопытную даму. Удается внушить, что ее и мое пребывание здесь не подразумевает ни подвига, ни унижения, что это всего лишь работа для меня и легкое приключение для дамы.

Дверь захлопнулась. Модель прошуршала по ковру в прихожей. Я пододвинул к себе две бутылки. «Если брюнетка или шатенка, то выберет бейлис. Гламурно, – говорят они при этом. Если блондинка то, скорее, предпочтет мартини». Себе я плеснул коньяк.

Модель замерла на пороге. «Кажется кривляка, – заподозрил я. – Сейчас начнет строить недотрогу. Плохо». Я отхлебнул из фужера и повернулся к двери.

– Ну, что же вы… – сказал и поперхнулся.

На пороге стояла Васико. Тоненькая, стройная, длинноногая, в отвратительном наряде.

Коньяк обжег горло, огненным шаром застряв где-то на середине пути, не дойдя до желудка. Я сглотнул. Глумливая мина эротического фотографа медленно сползла с лица.

А Васико удрала.

Была надежда, что она появилась здесь, выследив меня. Это было бы ужасно, мне было бы невыразимо сложно оправдаться. Но если это не так, то как оправдаться ей? Я схватился за голову. Все рухнуло! Ее наряд не оставлял сомнений.

Коллапс! Полный коллапс! Наступил полный коллапс моей жизни. Мысли окаменели, взгляд застыл, уши забило пробками. Дышал, наверно, по привычке.

Я не сразу заметил, как она вернулась. Не услышал. Вижу, кто-то сидит напротив, нога на ногу. Длиннющие мослы, как у цапли. Пушок на бедрах. Руки, как плети, и не догадаешься, сколько в них силы. Грудь ходит ходуном, значит тяжело дышать. Глаза пустые, даже страха в них не осталось. Губы растопило – вместо них две кривые ниточки. Потом слышу, говорит: