Лидия Макарова - Повороты судьбы

Зал был небольшим, но очень уютным, официант осведомился, какой столик она предпочитает, и не раздумывая, Оля села за ближайший к выходу. Официант положил перед ней меню и бесшумно удалился. Несколько посетителей, которые расположились в глубине зала, равнодушно взглянули в сторону девушки и не найдя в ее облике ничего интересного, продолжили свою беседу.

Ровно через двадцать минут дверь открылась, и по устремленным туда заинтересованным взглядам двух женщин, сидевших за соседним столиком, Оля поняла, что пришел ее спаситель.

Владимир Борисович Стрельников был мужчиной лет пятидесяти, высоким, подтянутым, как сейчас говорят, спортивным, с безупречной улыбкой и идеально подстриженными и уложенными волосами, любимцем всех женщин, независимо от их возраста и социального статуса. Не было в Северном Гондурасе, да и за его пределами, женщины, которая бы не ответила ему улыбкой и не растаяла бы под его многообещающим взглядом. Ведя очень активную светскую жизнь, Стрельников знал всех красивых и богатых женщин города, но ни одну из них не любил, всегда оставаясь свободным.

Он, признаться, с некоторым удивлением и здоровой самоиронией сегодня обнаружил в себе зачатки альтруизма, способность к решительным действиям, не укладывающимся в рамки обычной светской вежливости и воспитания. Сегодня был поистине необычный день – он не прошел мимо чужого горя, такое, надо сказать, с ним случилось впервые в жизни. Оля была такой хрупкой, грустной и беззащитной, что вызвала в его душе непонятные ему самому отеческие чувства, и он не мог не помочь ей, просто по-человечески…

– Ну, вот и я, Оля, как и обещал, без опоздания, – начал он беседу, садясь за стол. – А ты почему ничего не заказала? Я думал, ты уже доедаешь горячее! – Он посмотрел на ее безучастное лицо, и задействовал весь свой актерский талант и умение обращаться с женщинами. – Хорошо, сейчас мы это упущение исправим, – Владимир Борисович жестом подозвал официанта, который мгновенно и абсолютно бесшумно появился возле их столика из ниоткуда, – нам, пожалуйста, как обычно, в двух экземплярах, плюс девушке еще принесите мороженое с имбирем. Ты от него будешь в восторге, – заговорщицким шепотом добавил он, слегка наклонившись к Оле. – И, конечно, ваш восхитительный кофе, – официант исчез так же мгновенно и бесшумно, как и появился, а Владимир Борисович продолжал:

– Чем по жизни занимаешься?

– Учусь в Медакадемии, на фармацевтическом.

– О, хорошая профессия, достойная, – с уважением сказал Стрельников. – Я в свое время тоже поступал в Медакадемию, тогда она еще была институтом, в память об отце, хотел продолжить его дело, стать хирургом, но после второго курса передумал, не захотелось всю жизнь резать людей, видеть их боль и страдания, не мое это призвание, если можно так выразиться. Слава богу, я вовремя это понял и не стал занимать чужое место. И не жалею. После ухода отслужил в армии, потом работал на стройке, закончил строительный факультет автодорожного института и вот теперь возвожу различные объекты в Северном Гондурасе и за его пределами, – не дождавшись от Оли ответного отклика, он продолжал. – И на каком ты курсе?

– На пятом.

– Значит, две трети пути пройдено. А я, признаться, подумал, что ты рыбачить собралась в такую непогоду, думаю, дай подойду, спрошу, как улов, я ведь и сам заядлый рыбак, – в шутливой манере он попытался выяснить суть происходящего с девушкой. – Ты всегда в такую погоду рыбачить ходишь?

– Нет, – ответила Оля, с легким удивлением глядя, как на их столе появляются блюда, одно аппетитнее другого. В ней вдруг проснулся зверский голод, еще бы, она не ела со вчерашнего утра. Владимир Борисович, перехватив ее заинтересованный и голодный взгляд, пододвинул к ней первую тарелку:

– Кушай, давай, не стесняйся, тут все так вкусно, что невозможно устоять. Не обижай повара, оцени его талант, – Оля взяла вилку и стала медленно есть, под неспешное течение успокаивающего, ничего не значащего разговора (вернее почти монолога) Владимира Борисовича. Она не заметила, как съела все, что было для нее заказано и внезапно ей захотелось плакать. Слезы готовы были хлынуть из глаз, а платка нигде не было, только бумажные салфетки в красивой вазочке. Она взяла одну, судорожно сжала в кулачке и… заплакала, горько и тихо.

– Ну, ну… – Владимир Борисович подсел к ней поближе. – Чего это такая молоденькая девушка-фармацевт впала в такую великую, почти вселенскую, скорбь? – признаться, Стрельников был несказанно удивлен своему поведению. Рядом с Олей он вел себя, как обычный отец, успокаивающий и утешающий свою маленькую дочку, разбившую при падении с забора коленку, да еще и порвавшую при этом новое платье, и теперь рыдающую не только и не столько от боли, но еще и от страха перед грядущим лечением и вероятным наказанием за непослушание. А поскольку детей у него никогда не наблюдалось, подобное поведение было необычным и более чем странным.

– Мне очень плохо, – прошептала Оля глядя куда-то в сторону и не в силах больше сдерживать в себе свое горе, ей захотелось вдруг облегчить душу, рассказать все незнакомому человеку, с которым она никогда больше не увидится, поплакаться в жилетку, наконец, просто выговориться.

– Что случилось, Оля? Расскажи мне…

– Мы с Максимом расстались, а я себе жизни без него не представляла, – всхлипывая, говорила Оля. – Думала, всегда будем вместе, а он мне изменил и ушел к забеременевшей от него первой встречной.

– Оля, все, что с вами произошло, как ни грустно это говорить, обычная житейская история. С высоты прожитых лет и приобретенного вследствие этого некоторого жизненного опыта, могу только сказать, что не твой это был человек. Потому что «свои» люди никогда не предадут, они созданы друг для друга… Ты не убивайся так, все пройдет, всегда проходит, рано или поздно, а потом еще вспомнишь и подумаешь, и что это я так плакала, убивалась, ради кого? Пусть этот Максим живет своей жизнью, забудь о нем и иди дальше, не оглядываясь. Поверь, твоя судьба тебя найдет.

Оля молча слушала его и боль начала потихоньку отступать, как бы уменьшаться, съеживаться, оставляя после себя легкую пустоту, которую еще предстояло чем-то заполнить. Кризис миновал…

…Сергей уже полчаса рассматривал какую-то только ему видимую точку на стене. Анна Николаевна терпеливо стояла рядом и с недоумением смотрела то на него, то на стену. «Что там?» – спрашивала она себя – «Что он там увидел?»

Анна Николаевна, средних лет женщина, была женой одного очень влиятельного человека в городе. И как это было заведено у влиятельных людей, он поселил жену в огромном шикарном «дворце», как он шутливо (или не очень) любил говорить, в престижном коттеджном поселке Северного Гондураса, иронично и с намеком именуемом «Таганский проезд». А она, слегка озверев от длительного, как говорят итальянцы, «дульче фарниенте» – «прекрасного ничегонеделания», активно начала менять все: интерьер, обстановку, приусадебный ландшафт, вложив в это занятие все свои нерастраченные силы, чтобы приезжающий пару раз в неделю супруг смог по достоинству оценить ее многочисленные таланты и тонкий художественный вкус.