Василий Лягоскин - Миллиарды для России. Первая книга о Серой Мышке

Третьего ноября шестидесятого года нянечка, первой вышедшая утром на широкое каменное крыльцо, нашла сверток. В нем молча и сосредоточенно сопела, несмотря на сырую осеннюю погоду и редкие снежинки, не желающие таять на ее лице, девочка. Эти белые крупинки так и не успели растаять, когда девочку впервые увидел Рябов. И она тут же получила фамилию – Крупина. Имя Наталье нашлось напротив третьего числа, ну а отчество… Отчество она получила, как только нянечка подхватила на руки сверток. Родителей доблестная рязанская милиция так и не нашла.

Наташка Крупина была не первой, кто попал в этот Дом подобным образом. Летом одна тысяча девятьсот пятьдесят шестого года на том же крыльце был найден еще один подкидыш – смуглый и узкоглазый. Юрий Иванович в тот день читал книгу о народном разбойнике Емельяне Пугачеве. Мальчишка тут же стал Емельяновым, а заодно Николаем Юрьевичем. Жизнь повернула так, что ему не пришлось стать Абдуллой, или к примеру Саидбеком. А директора ни его смуглое лицо, ни широкий приплюснутый нос, ни черные глаза, весело поблескивающие в свертке, не смутили. Он еще и в графе национальность, нисколько не сомневаясь, поставил – «русский».

Мальчик так и пробегал Колькой до десяти лет. А потом в Дом привезли киноленту о славном революционном прошлом «Всадники революции». Зрительный зал, заполненный воспитанниками и воспитателями, дружно болел за «наших». Пока посреди фильма чей-то звонкий мальчишеский голос не перекрыл и шум в зале, и пулеметную очередь в динамиках:

– Колька, когда ты вырастешь, точно будешь похож на этого басмача.

Киношный герой был никаким не басмачом, а как раз командиром красных конников. Однако сходство его с Колькой, несмотря на разницу в возрасте, было несомненным, и кличка намертво приклеилась к мальчишке.

В годы развитого, или – как его назовут позднее – загнивающего социализма, у каждого детского дома были шефы. У этого Дома кроме богатого оборонного предприятия был еще один необычный шеф – Рязанское десантное училище. Опытный инструктор вел здесь секцию рукопашного боя, а лучшие его ученики как правило становились курсантами. Басмач к шестнадцати годам вытянулся и раздался в плечах. Он стал если не лучшим, то одним из самых перспективных в секции. Однажды он дождался, когда в столовой не останется ни одного воспитателя и показал всем внушительный кулак:

– Я теперь не Басмач, понятно? Я просто Николай. Николай Юрьевич Емельянов, всем понятно?

Понятно было всем. Меж собой воспитанники все проблемы решали без участия воспитателей, и крепкий кулак был одним из самых весомых аргументов. Басмач – не сразу, конечно – снова стал Николаем, и скоро переехал из Дома в казарму будущих десантников. Но до того состоялся его первый контакт с Наташкой Крупиной. Первый, но, как он безосновательно надеялся, не последний.

Секция рукопашного боя в Доме была престижной. Попасть в нее было нелегко, а для девчонки – совсем нереально. По крайней мере до того памятного дня прецедентов не было. Инструктор, руководитель секции, регулярно проводил отборочные соревнования – по бегу, прыжкам, подтягиванию на перекладине. В тот очень памятный – и для Натальи, и для Николая Емельянова – вечер мальчишки подтягивались. Старались изо всех сил, потому что тренер объявил: победитель автоматически зачисляется в секцию. Лучший из парнишек подтянулся сорок раз – результат для двенадцатилетнего пацана очень даже приличный.

Инструктор одобрительно кивнул, и начал очередной счет – за ловко забравшимся на перекладину подростком. И только по изменившемуся вдруг настроению в спортивном зале он почуял неладное. На перекладине – судя по задорно торчащим в стороны косичкам – висела девочка. Она начала подтягиваться очень быстро, словно боялась, что ее сейчас погонят из зала. Инструктор действительно хотел сделать это, даже подошел поближе к турнику, но… девчонка уже побила рекорд сегодняшнего вечера и он остановился. А зрители – уже сами не замечая – начали считать вслух:

– Сорок два, сорок три, сорок четыре…

Движения необычной претендентки замедлились, но тренер заметил, как в ней вдруг что словно лопнуло, прорвалось наружу неистовой энергией. И девочка опять начала подтягиваться мощно, равномерно – как поршень паровой машины. А взрослый мужчина, понявший, что видит сейчас перед собой рождение чуда, какое удается увидеть редко какому наставнику, считал вместе с залом:

– Шестьдесят семь, шестьдесят восемь…

Когда счет перевалил за сотню, он спохватился – чудо чудом, а закон сохранения энергии никто не отменял. Тренер понял, что эта удивительная девочка будет подтягиваться, пока не свалится с турника без сознания. И он скомандовал: «Хватит!», – и даже подхватил ее за ноги, чтобы помочь опуститься на дощатый пол. А девочка, которая, оказывается, тоже шептала со всем залом, в последний раз вытолкнула сквозь зубы: «Сто двадцать пять!», – и подтянулась вместе с повисшим на ней взрослым мужиком. И только после этого отпустила перекладину.

Тренер подхватил ее на плечо, и так отнес ее к столу, покрытому обычной кумачовой скатертью. Крупина не слышала, что говорил сейчас этот человек. А он, закончив свою короткую речь, вручил Наташе приз, естественно рассчитанный на мальчишку – большой пластмассовый автомат на батарейках. Автомат громко трещал, и имел почти настоящий пламегаситель, внутри которого горела красная лампочка.

Соревнования, как обычно, закончились праздничным шефским ужином, и зрители дружно потянулись в столовую. Они оглядывались на растерянную Наталью, прижимавшую к груди игрушку. В зале оставались лишь несколько парнишек – в основном из самых старших. Им, конечно, не к лицу было рваться в столовую впереди всякой мелюзги. Уж их-то мест никто бы занять не решился. Главным в этой компании был Басмач, который и сам стал забывать, что его так зовут. А тут ему напомнили.

Емельянов подошел к замершей у стола девочке и протянул руку:

– Ну-ка, дай сюда!

Зачем он это сделал, Николай сам бы не смог ответить. Игрушка ему была не нужна – он скоро должен был взять в руки настоящий автомат. Крупиной пластмассовый автомат тоже, в общем-то не был нужен. Но это была первая в ее жизни собственная вещь. С игрушками в Доме проблем не было. Но то были общие; их мог взять любой, а эту… Наташа спрятала автомат за спиной и покачала головой:

– Уйди, Басмач, не дам!

Николая давно уже не называли так. Конечно, с кулаками на эту малявку он не набросился, но в свои руки сгреб, попытавшись дотянуться до игрушки. А его левое ухо оказалось как раз напротив лица Крупиной. В двенадцать лет у Наташи все было острым – и локти, и коленки, и почти невидные под футболкой грудки. Но самыми острыми у девочки были зубы, которыми она и вцепилась в это ухо, в смуглую мочку. Мягкую плоть ее зубы отхватили, даже не заметив – неожиданно и для Николая, и для самой Крупиной.