Роман Борин - Командор Кощей. Книга первая

К двадцати пяти – муж зрелый, многосемейный, зажиточный. Детей к тому времени обыкновенно не менее трёх имели, а четвёртого на всякий случай (вдруг ненароком умрёт какой-нибудь из первых) рожать готовились. А те из молодых мужчин, кто в силе и чести оказывался, имели право и вторую взять жену, из вдов. Их тогда, горемычных, в каждом селе немало имелось.

Знал Иванасий, что и до Кощея так дела в стране обстояли: с тех пор, как умер великий король, не знает Отрантурия покоя. Дети короля, сорок королевичей (все от разных матерей), старшего меж собой так и не выбрали. Каждому, поди, хотелось верховодить, да не получалось. Так и остались они каждый сам по себе, в своем наделе-вотчине. Понастроили крепостей – принялись доказывать друг другу, кто сильнее. Может, оно и к лучшему стало, что Кощей объявился.

Королевичи поначалу фыркали: в одиночку, каждый думал, разобью врага, мол. Да только, пообломав когти о толстые шкуры Кощеевых набежников, кинулись опять брататься. Вроде легче стало жить. Да новая напасть пришла – стали исчезать из сёл и городов самые красивые, самые желанные, самые умные, самые добрые девушки и парни. Жизни семейной смысл из-за этого утратился…

Короче, как ни крути, а что королевичи, что Кощей – все хороши. Да только старался Иванасий так не думать. Неприятно ему на душе становилось, когда невольно в голову страницы прошлого приходили. Был он тогда ещё несмышлёным. О Кощее же никто ещё не ведал. Ну помнил он, как однажды напали на его деревню воины Амира Ясноокого. Запалили дома – потом мужики, кто уцелел, новые отстроили. А напавшим тогда тоже худо пришлось.

Не успели они селу свою волю объявить (отныне вы, мол, к другому королевичеству относитесь), как Светлоголовый Дарсин с ратью явился и показал врагам козью морду. Только мало того, что село от огня и стрел амировых воинов убытки понесло, ещё и Дарсин обобрал сельчан до нитки – все мясные припасы подчистую реквизировал.

«Но что было, то прошло, – думал Иванасий, приближаясь к заветной Горе. – Я тогда был совсем зеленый – многого ещё и не помню. А королевичи тогда, хотя и взрослыми уже считались, а были всё одно почти что дети.

У королевичей по времени свой счет. Как говорится, что дано простолюдину, не потребно господину. Им и в тридцать лет первый раз жениться можно, не то что пастухам да оратаям. И в жены они сколько хотят девок взять имеют право. И торопиться найти свою половинку им надобности нет. Оттого молодые королевичи и дурачатся. Знамо, что простые люди от этого страдают. Так ведь это наше, человеческое дело. Созреет народ – с королевичами как-нибудь сам разберётся. А Кощей, поганец, всю жизнь нашу перепутал, всех покоя начисто лишил. Королевичи тогда хулиганили, молодёжь в рабство угоняли. Дак ведь потом они договаривались, друг у друга пленников выменивали – дети к родителям возвращались. А сейчас что!».

То размышлял Иванасий, то вглубь себя уходил надолго, шёл, как отрешённый, будто кукла какая заведённая. От усталости забыл он и про крыланов, и про то, что ничего не пил – не ел с утра, даже про саму усталость забыл. Очнулся от глубинных размышлений, лишь когда тьма вокруг него сгустилась.

Вот она, Кощеева Гора Зла. Встала на пути внезапно, как стена – ни обойти, ни объехать. Чёрная гора, зловещим мраком покрытая.

Только рядом с горой и дошло до Иванасия, какой путь им проделан, и куда он вообще притащился. Осмотрелся по сторонам, а не видно почти ничего. Такое ощущение, будто необъятного пространства вокруг тебя уже нет – лишь гора впереди нависает зловеще, а перед нею – узкая полоска грунта. И тишина. Одни цикады, как натянутые тетивы гигантских луков, и звенят…

Постоял Иванасий перед горой, постоял, похлопал глазами, потоптался на месте. Тут и навалились на него разом и усталость, и страх. Захотелось было юркнуть куда-нибудь в норку, как зайцу, что в ранние годы зимой вечерами в душе Иванасия проявлялся. Да только поди найди её, эту норку, когда темень вокруг – хоть глаза выколи. И мышцы будто мокрым песком наполнились – совсем неохота ногами шевелить. Переборола-таки усталость страх. Бухнулся Иванас на мягкую траву, протянул ноги, развязал котомку, приготовился поужинать.

Только ужинать-то оказалось нечем. Пошарил-пошарил в котомке, а кроме мотка просмоленной верёвки, бруска для точки ножей, туго свёрнутой рогожи, чтоб было чем в холод укрыться, и пустой берестяной бутылки ничего не обнаружил. Видать, всё подъел и выпил Иванасий до вчерашней ночи. Обидно, хоть плач. А нутро, как назло, даёт о себе знать – так и ковыряет под ложечкой.

Чтобы как-то немного утешиться, заговорил Иванасий сам с собой, правда, вполголоса:

– Хоть бы какая тварь явилась, нос показала. Или клыки. Хоть бы чем дала знать, что в Кощеевых владениях я. Так нет же! Никому до меня никакого дела нет. Опасался днем на крыланов нарваться – куда там! Думал, у горы придётся голову ломать, как заслоны Кощеевы миновать незамеченным. А энтих заслонов и нету вовсе. На ком теперь чихотный порошок испытывать? Где тот лютый зверь, что от порошка бабкиного чихом зачихается? Не знаю как зверь, а я уж точно от бабкиного зелья зачихаюсь до светопреставления.

– От страха, что ли, сам с собой беседу ведёшь? – услышал вдруг над ухом он скрипучий монотонный голос.

Вскочил, напрягся:

– А? Что? Чур меня! – и тут же взял себя в руки, добавил голосу немного куража и стали: – Кто тут скрипит над ухом у меня, аки заржавевшая дверная петля!

Откуда-то из темноты возник внезапно конус света. Да настолько яркий, что Иванасий аж зажмурился, рукою заслонился, занервничал:

– Изыди, нечисть проклятая! А не то ты у меня на всю жизнь начихаешься!

А когда попривыкли глаза, понял Иванасий, что стоит он в ровном кружке света – никаких пляшущих теней по сторонам не было видно. И струился свет из-за большого дерева, что притаилось на краю тропы.

– Прекрати орать-то, охальник бестолковый. Болтаешь в темноте, болтаешь, а сам, поди, в штаны со страху наложил, – скрипучий монотонный голос донёсся тоже из-за дерева. – Чего шатаешься по столь глухим местам, коли боишься? Сидел бы тихо на печи да калачи жевал домашние. А то зверушек тут распугиваешь, покою мелким тварям не даёшь. Вот доберётся до тебя хозяин здешних мест, так будешь знать, как языком в ночи чесать.

Тихо звучал скрипучий голос, совсем не враждебно. Перестал Иванас нервничать, успокоился, задерзил:

– Это кто же это здешний-то хозяин? Кощей Бессмертный, что ли?

Незнакомец только усмехнулся:

– Брякнешь тоже. Кощею что? Он заперся в своем замке на вершине горы и никого ни слышать ни видеть не хочет. О медведе я говорю. Это вы, потомки орисов, так его назвали. Нет бы сказать «могучий берложник лесной» – так вы его «тот, кто ведает, где мед». Будто сами вы не собираете медок по пчелиным дуплам.