Пётр Матюков - Тибул и его команда. Фантастические рассказы и древнесибирские былины

Приготовившись, возвращаюсь к Звезде. Спокойно и просто он бросился с моста… По идее, подсознание уже должно было что-то придумать. Так и есть, хотя и не бог весть что, но сойдет. Как говорится, перед ходом не надумаешься. И незачем оттягивать резину в долгий ящик. Хотя Учитель всегда пенял мне на мою склонность к импульсивным решениям. Надо, говорил он, думать и еще раз думать, нельзя отдаваться на волю случая, если что-то неясно – думай дальше, если не думается – все равно думай, никогда не меняй решений без веской причины, не действуй сиюминутно. А я разве спорю? Просто я подсознание загружаю, чтобы не отлынивало.

Нащупываю пуговицу крупнее прочих в районе солнечного сплетения, сильно сжимаю двумя пальцами, чувствую ответную короткую вибрацию. Значит, видеорегистратор включился. Это хорошо, а то барахлил последнее время. Сажусь перед звездой. Перекрестясь три раза и сплюнув через левое плечо, завожу руку в силовое поле Звезды. Касанием указательного пальца отмечаю примерно половину божьих коровок (они теперь светятся ярче) и провожу линию справа от многоножки до пункта назначения. На Звезде появляется стрелка, а выбранная группа теперь обведена жирной линией. То же проделываю с оставшимися коровками, только направляю их слева от многоножки.

Все. Убираю руку и жду. Звезда дает мне пару минут, чтобы изменить решение, потом божьи коровки оживают и разделившись на две группы начинают огибать многоножку. И тут у меня в мозгу щелкает что-то про соотношение количества ног у многоножки и числом передвигающихся. Точно не могу вспомнить, что за связь должна быть и к чему это ведет. Пытаюсь сосчитать ноги у многоножки (а та уже пришла в движение, изгибается) и одновременно понять сколько коровок в группах по отдельности и вместе. Постоянно сбиваюсь. Рука то невольно тянется к Звезде, то одергивается. Понимаю, что бесполезно уже что-то менять, невозможно уже менять, будь что будет, но подсчет и лихорадочные мысли остановить не могу. Ноги суммируются со штуками, в голове мелькают заученные таблицы. Знаки за знаками, знаками погоняют.

Съели они ее. Облепили с двух сторон и съели. Дурной знак. И до конечного пункта не доползли. Что ж, если доберусь до волонтерского центра, отдам аналитикам запись видеорегистратора. Пусть копают.

Смотрю, тем временем сумерки незаметно спустились. Солнца не видать, но еще не темно, костерок мой теплится. Ну, я пару заготовленных веточек с сухой хвоей подкидываю ему для подкорма. И встаю между вспыхнувшем огнем и Звездой. Военная хитрость. Они, когда появляются, всегда на огонь пялятся, заминка происходит, можно успеть ситуацию оценить.

Там, где была Звезда, он вдруг и возникает разом. Беззвучно, без вспышек света, без запаха. А Звезды там уже нет, пропала также, как белое облачко до нее. Только не могу понять, какой-то он неплотный, размытый, словно кусок сумерек выдрали потемнее. Постояв у костра, он двигается в мою сторону, и в движении силуэт, наконец, принимает форму человека. По крайней мере, я могу различить голову, руки. В принципе, и ноги тоже, хотя они как бы стелятся по траве, а не вышагивают.

Тварей таких не много, я слыхал о трех. Если учитывать, что силуэт прополз через костер, не огибая, то остается только две, и одна из них мне очень и очень не нравится.

Неплотный двигается не шустро, и я провожу пробные маневры: подпускаю его поближе, уворачиваюсь, быстро разрываю расстояние, как бы убегая, останавливаюсь резко. Неплотный действует, как привязанный к запястью воздушный шарик. Или нет, не шарик, шарик-то добрый, его тронуть охота, а здесь – скорее, как консервная банка, привязанная к кошачьему хвосту. Если бегу прочь – банка радостно припускает следом. Останавливаюсь – норовит задеть, ударить, царапнуть. В таком темпе, как он двигается сейчас, я могу избегать контакта довольно долго, но что дальше? Оторваться не выйдет, да и не слыхал я еще, чтобы кому-нибудь удавалось убежать. Но даже если убежишь сейчас, догонят в следующий раз. Принцип Простоты. И только так подумал, смотрю, неплотный ускоряться начал. Не то чтобы загонял меня, но пару раз уже чуть не задел. А дневная жара не до конца спала, еще чувствуется, мокрый я уже. Пора бы определяться. Тем более, что темнеет и скоро тени пропадут.

Подпустил я его поближе и веткой лиственницы похлестал. Не сильно так, для порядка. Ветке —ничего, не полыхнула, не изломалась. Неплотному, впрочем – тоже ничего. Тогда я делаю вид, что хочу оторваться от него. Двигаюсь быстро по широкой дуге, а неплотный мне углы режет, как заправский боксер, пытается прижать к горе или обрыву. И в один момент я вроде бы неловко задеваю его кончиками пальцев. Потом повторяю маневр еще раз, но уже задеваю поглубже, кистью.

Как будто в крапиву жгучую руку сунул.

Художник, хрен его побери!

Я не паникую, говорю себе, я спокоен. Спокоен – слово не подходящее, покоем веет, вечным. Уж лучше – хладнокровен. Я хладнокровен, говорю себе. А сам продолжаю двигаться и уворачиваться на автомате, пока мысли собираются. Собираются, собираются, да все не соберутся. То ребята на террасе под домиком голову тревожат, то Старый Учитель является с укоризной. Знаю, знаю – спокойно и просто он бросился с моста… Сейчас самое время вспомнить, что Старый Учитель про художника рассказывал. Потому что он единственный, кто выжил после такой встречи. Отзвездился, зазвездил, звезданул голубчику. И нечего тут шутками да прибаутками мысли мои путать. Ну-ка, Старый Звездун, покопайся в моей памяти и явись в потребной картинке.

Худо-бедно, но что-то вспомнил. Старый Учитель – он такой. Пока не прикрикнешь, нормально не вспоминается.

Сам тем временем петляю, как заяц от лисы. Меж трех сосен. Вернее – лиственниц. Деревьев здесь не много, выбирать особо не из чего. Ускорившись, чтобы выиграть хотя бы пару секунд, прыгаю к одной лиственнице, у которой ствол не толстый и не тонкий, а как раз. Обнимаю ее обеими руками, ногами встаю потверже, чуть с наклоном вперед. А руки при этом ложатся поверх двух веток с противоположных сторон ствола, достаточно прочных, чтобы мой вес выдержать. Прижимаюсь лбом к бугристой коре, пахнущей свежей смолой. Глаза сами собой зажмуриваются.

Сзади по всему телу в меня впиваются комарики. Потом комары, комарищи, шмели, гвозди. Словно кто-то по ошибке записал меня в йоги. Едва успеваю начать дыхательную практику, чтобы не потерять сознание. Сознание терять нельзя никак, если нет желания стать частью свежего натурморда Художника. И вот когда кажется, что нельзя думать ни о чем, кроме этой боли, этих ужасных гвоздей – приходят видения.

Саблехвост наносит удары с разных сторон. Рубящие, колющие, иногда будто хлыстом щелкает. Еле успеваю парировать бердышем. В центре пещеры Учитель лежит на боку, в крови, рядом с еще одним, рассеченным надвое саблехвостом. Думаю, чья кровь? И зазевавшись пропускаю удар в грудь. Падаю. Крутятся вверху сталактиты, и меня затягивает какая-то воронка из камней, сталактитов, бердышей… знание… кричит… Учитель кричит. Сознание… кричит Учитель. Главное, не терять сознание, не утонуть в видениях. И мысли уже связные, и не было такого, мы вообще с саблехвостами вдвоем с Учителем не сражались. Это помнится с Хромым…