Алексей Сухих - Красная розочка. Рассказы и повести

Кажется, ты не очень огорчился.

– Ещё бы! По воде здесь не так далеко.

– А мне надо было все же вернуться во-время. Мама будет беспокоиться. А ты что тут делал?

– Да так. Люблю, когда никто не мешает, – улыбнулся Генка. Облачко грусти покинуло его, и он снова посмотрел на Таню весело и приветливо.

– Так я тебе помешала?

– Нет, нет, я очень рад! – и оба рассмеялись.

Генка отвёз Таню в лагерь. Пока плыли, он узнал, что они с матерью приехали на Иссык—Куль из Алма—Аты, что она год уже работает на какой-то неинтересной работе, успела запутаться в каких-то жизненных вопросах и сейчас пытается обрести спокойствие. Он рассказал ей о себе, и с того раза Таня каждое утро находила его на берегу. Он был немного удивлён, что она с такой лёгкостью забросила привычный круг друзей и проводит всё время с ним. Но ему не лезли в голову всевозможные причины, о которых он и понятия не имел, что они бывают, и был свободен от дурного настроения. И был счастлив, что нашёлся друг, понимающий его во всём. Их отношения напоминали скорее дружбу двух мальчишек, деливших меж собой и радость и обиды, чем дружбу юноши и девушки. Они весело и беззаботно облазили все окрестности, добирались до вечных снегов, катались на лодке, объезжали «дикого» осла и воплощали в жизнь всё, что создавало их безудержное воображение. Они были так молоды, что всюду для них находилось и новое, и интересное. Лишь иногда на Генку накатывалось незнакомое томительное чувство, когда он смотрел на Таню, но обычно предлагалась новая отчаянная выходка, и он забывал обо всём. Всё вокруг было ослепительно и прозрачно.

В этот день они собирались поехать на «свой» мыс и встретились пораньше. Таня научилась прилично управлять вёслами, и лодка шла ровно.

– Генка, тебе нравится жизнь? – неожиданно спросила она.

– Конечно! – не задумываясь, ответил он. По правде говоря, он никогда и не задумывался над этим. Он жил и всё. Ему всегда нравилось всё, что его окружало. Ему нравился город, где он родился и рос, его школа, и места, где он бывал с отцом, и работа отца, и люди, которые его окружали. И он сказал удивлённо?

– А почему ты об этом спрашиваешь? Разве ты чем-нибудь огорчена? – спросил Генка и с неожиданной остротой вдруг вспомнил её беспричинную задумчивость среди звонкого смеха, её тускнеющие глаза в этот момент и то, что она с усилием отгоняла смутившую её мысль.

– Просто у тебя всё время смеющаяся морда, – ответила Таня. – Тебе всё нравится. Отчего?

– Наверное, потому, что ты здесь, со мной.

– Правда? – Таня прищурилась. – Я тебе нравлюсь?

Вопрос был прямой, и Генка заёрзал от неожиданности. Он никогда даже себе не признался бы в том, что Таня ему нравится не как друг… Он всегда отгонял от себя эту мысль, если она и приходила ему в голову, и сейчас растерялся.

– Чудак, лодку перевернёшь. Если я тебе нравлюсь – не стоит из-за этого меня топить.

Генке стало вдруг жарко. Он вскочил, крикнул: «Танька, ты самая, самая лучшая…». И прыгнул в воду. Брызги разлетелись во все стороны, когда он вынырнул. Лодка раскачивалась далеко в стороне, и солнце блестело ему прямо в глаза. Он зажмурился, и ему казалось, что оно подмигивает ему, подбадривает.

– Будь смелым, Генка, – передавало своими лучами солнце.

– Будь сильным, – шелестели волны.

– Славная девочка Таня, – подмигивало солнце.

– Плыви скорее к ней, – шептали волны.

Генка перевернулся на спину. Синее, синее небо было над ним. Его глубина сливалась с глубиной моря и отражалась двойным сиянием. Волны перекатывались через Генку, ласкали, убаюкивали.

– Генка… а…а…а, – слышался вдалеке голос Тани.

– Слышишь, это она зовёт. Плыви скорее к ней, – ласкалось море, – не заставляй ждать, плыви.

– Генка, ну что же ты? – раздался над ним голос Тани. Он перевернулся в воде. Она сидела в лодке прямо над ним, серые глаза смотрели на него красивые и близкие.

– Таня!?

– Ай, ай, Генка! То меня хотел утопить, то сам решил утопиться. А ну, марш в лодку и без фокусов. Бери вёсла и раз…

Генка грёб. Злые брызги вылетали у него из под вёсел и лодка неслась едва касаясь воды. Казалось, волны сами несут её. Он ждал, что Таня скажет что-то другое, что он и сам не представлял, но только не станет смеяться над ним, а она… А она молчала. И Генка грёб, уставившись себе в ноги, и лодка неслась, и ему казалось, что волны шептали: «А как же так выходит, Таня?»

Таня смотрела в это время на Генку, и лукавые обычно глаза её были только красивые и добрые.

– Стоп машина! Приехали.

Лодка с ходу врезалась в песок. Таня выскочила, повернула корму на берег.

– Генка, а Генка, – позвала она. – Приехали.

Он сидел в лодке, смотрел вниз и сжимал вёсла.

– Генка, глухой! – смеялась Таня.

– Чему она радуется, – думал он, – Ей весело, что я…, что она поняла, что я…И сколько раз себе говорил, что и думать не надо. Дружим, и отлично! А тут сболтнул и вообразил, что она должна как-то откликнуться. И естественно, она права и ей весело видеть мою дурацкую рожу, и она смеётся надо мной. А я так глуп, что переживаю. Хотя, что я ей скажу… Один, побыть одному… Генка выскочил из лодки и, не взглянув на Таню, быстро, почти бегом зашагал вдоль берега.

– Генка, ты куда? – удивлённо крикнула ему вслед Таня, но он не оборачиваясь уходил дальше и дальше.

– Пусть смеётся, – думал он, – пусть. Пусть я не такой, как те ловкие мальчики из лагеря и не умею сказать слова, какие они говорят не задумываясь… Каждое из таких слов мне кажется таким значительным, что сказав его, я должен быть навсегда с той, которой его сказал… И что же мне теперь делать… – Он упал на песок и раскалённые высокогорным солнцем песчинки обожгли его опалённое зноем и вырывающимися слезами лицо. – Пусть смеётся…, – шептал он. – Пусть – И выкатившиеся слезинки перехватило и высушило горячее дыхание берега.

Был полдень, когда он вернулся к лодке. Таня лежала в тени приподнятой на один бок лодки, закрыв лицо своей соломенной шляпкой.

– Генка, это ты? – окликнула она, когда скрипевший песок под его ногами достиг её слуха. – Ты зачем убежал, разве я тебя обидела? Молчишь! Ты злой и сделал мне очень больно.

– Я! Тебе? Да я…, – задохнулся Генка.

– Что ты?

– Да так, ничего, – Генка вспомнил свои «песочные бдения» и решил быть выдержанным.

– Слушай, ты сказал, что « я самая лучшая в мире!». Это правда?

Генка кивнул

– Я ничего не слышу. Почему ты не отвечаешь?

– Таня, ты самая хорошая девочка в мире, – сказал Генка. Помолчал и добавил. – И если тебе нравиться, то можешь смеяться. Я больше не буду убегать.

– Мне нравится, – сказала Таня. – Подойди ко мне.

И когда он подошёл и присел рядом, она откинула шляпу, обхватила обеими руками коротко остриженную Генкину голову, притянула к себе и крепко поцеловала его в обветренные губы. Потом оторвала от себя его ничего не соображающего, замутившегося и легонько оттолкнула. От толчка он перевернулся через себя, потом ему пришла мысль, что на руках ходить удобнее. Сердце его отчаянно колотилось, ему казалось, что удары эти слышны на другом берегу и чтобы как-то унять охватившее волнение, он кинулся в спасительные волны. Таня засмеялась и прыгнула за ним.