Олег Скрынник - Тайкино счастье. рассказы и стихи

И, прерывая задумчивое валеркино молчание, продолжает.

– Ни …! Зато теперь «бычки» сшибать не будем. Денежка будет в кармане! А?

Он хлопает Валеру по плечу.

– В отпуск на базу отдыха поедем. Волейбол, девочки… Э? Ни тебе букварей, ни арифметики – житуха! А говорят, скоро вертолёты начнём выпускать.

– Иди ты!

– Чё «иди ты»! Скоро вертолётов будет – хоть жопой ешь. Сплошные вертолёты. Куда надо – садись, лети. На машинах – так, пенсионеры разные будут катать, да детишки баловаться. А вся путёвая публика – на вертолётах.

Валерка пытается представить небо, заполненное винтокрылыми машинами, тарахтящими и застящими солнце, и ему становится не по себе.

– А как же они разъедутся?.. – то ли спрашивает, то ли вслух рассуждает он. – Лопасти-то у них во-о-о!

– Дура, – отвечает Васька. – Это ж тебе не на земле. Неба на всех хватит! А в крайнем случае, можно и выше подняться.

Валерка молча соглашается, что насчёт «выше» он как-то не подумал.

– А со стоянками как? Им ведь сколько места надо!

– А стоянки будут прямо на крышах.

– На крышах? Они же оттуда свалятся.

– Дурак, крыши-то не такие будут. Плоские. Секи: приземлился – и сразу в дом. По земле и ходить не надо. А потом и машины отменят. Дорог – никаких не будет. Кругом травка. Хоть в футбол играй, хоть загорать ложись!

– А как же в дождь? С плоскими-то крышами.

Васька машет рукой.

– Придумают что-нибудь. Вон, говорят, дожди расстреливать можно.

– Как это «расстреливать»?

– Каком кверху! Из пушек.

– Эт где это такое говорят?

– Да у нас в классе один где-то читал.

– Прямо снарядами?

– Нет, арбузами. Конечно, снарядами!

– Да ведь снарядов не напасёшься.

– Ха! Снарядов. Снарядов вон ещё с войны по складам лежит чёртова уйма.

– Да ладно!..

– Чё «ладно»! У нас во дворе старшина, сверхсрочник живёт. Как-то по пьянке мужикам рассказывал. Да скоро и вообще разоружение будет. Совсем некуда их будет девать!

– Чтобы разоружение делать, надо, чтоб коммунизм везде был.

– Ну, так и будет. Слышал, что по радио говорят?

– Но это ж ещё через двадцать лет!

– Каких двадцать! Уже меньше осталось.

– Ну, подумаешь, – немного меньше!

Васька прикуривает ещё один «бычок» и, затянувшись, мечтательно произносит:

– Представляешь! Никаких денег не надо. Заходишь: чего тебе? Шоколад – пожалуйста. Кукурузные хлопья – будьте любезны. Сигареты – да на здоровье…

– Не-ет, – тянет Валерка, уклоняясь от васькиного дыма. – Сигарет, наверно, не будет.

– Эт почему это? – Васька втыкает в приятеля свои огненные ресницы.

– Все курить бросят. Вредно.

– Это табак-то вредно? Не кизди.

– А чего же, вон, плакаты везде поразвешаны? «Курить бросим – яд в папиросе!»

– Гы-гы! А мы курим сигареты.

– Всё-таки, я думаю, курёжку отменят, – не обращая внимания на дурацкую шутку, гнёт свою линию Валерка.

– Как ты её отменишь?

– Да очень просто: продавать не будут.

– Будут самосад сажать, – уверенно возражает Васька.

И, помолчав немного, добавляет.

– Вот анашу курить – это действительно вредно.

– Сказал тоже: анашу! Её вообще запретят. С неё с ума сходят.

– Анашу и сейчас курить запрещено. Она мозг сушит, – со знающим видом замечает Васька.

– А я слышал, что в Средней Азии её свободно курят. Как же так?

– Откуда я знаю? Может быть, у них не сушит!

Из шуршащих кустов акации выныривает кудрявая фигура в короткой чёрной шинельке и «ремесленных» чоботах с заклёпками. Точное имя фигуры никому не известно. Кто говорит, что Сергей. Кто успоряет, что Петя. Сам же он охотно откликается на Мичман, что устраивает и тех, и других.

– Фу-у, какую гадость вы курите! Насбирали окурков. Вот сифилисом губы-то вам обмечет! – приветствует он приятелей фразой из «Ивана Денисовича».

– Привет, – отвечает Васька. А ты чё сегодня куришь? «Гавану» что ли?

– «Хабана» Погарского комбината? – насмешливо подхватывает Валера.

– «Хабана» не «Хабана»…

Мичман вынимает из кармана щегольскую пачку сигарет «Джебел».

– Ого! – присвистывают друзья. – Это албанские, что ли?

– Опомнился. Албания нам уж который год ничего не поставляет. Это Болгария!

– Ух ты! – не удержался Валера. – А покажи.

Ему давно хотелось посмотреть, как открываются эти заграничные пачки.

Мичман жеманно прихватывает кончик узенькой красной ленточки и тянет за него. Рука описывает окружность вокруг пачки, и ленточка отпадает вместе с верхом целлофана. Валера разглядывает сигарету, украшенную затейливым золотым вензелем. От неё исходит такой аромат, что не хочется прикуривать.

– Ну, что. Отменят курёжку в двадцать первом веке? – ехидничает Васька.

– Откуда такая роскошь, Мичман?

– К соседям сын приехал из армии.

– Ты говорил: он где-то за границей служит.

– На Кубе.

– В отпуск?

– Комиссовали. Он без ноги приехал.

– Ух, ты! Как это?

– Не говорит. Да я и не расспрашивал. Ему должны протез за государственный счёт сделать. Вот он и сидит, ждёт. Бухает. Я ему за бутылкой сбегаю – он мне какую-нибудь мелочишку и подбросит.

– А тебе и водку дают?

– Мне всё дают. Шинелка выручает! – Отггибает казённый лацкан и демонстративно целует. – Они думают: я в ремеслухе учусь.

– Хорошо устроился, – хмыкает Васька. – А летом?

– А на лето у меня фурага есть. Ты разве не видел?

– А-а, ну да. Из-за неё тебя «мичманом» -то и прозвали?

– Не знаю.

– А говорят, сейчас какие-то с фильтром появились, – говорит Васька, указывая на сигарету.

– Появились. Но за ними ходить далеко, к самой «пожарке». И дорого. На пять копеек дороже.

– На пять копеек! – присвистнул Васька. – Трюльник добавить – и пачка «Байкала».

Валера поиграл в кармане болтавшейся там второй день трёхкопеечной монетой так, как будто у него уже были эти пять копеек.

– Привет, желтор-ротые!

Сквозь кусты, зажав в одной руке кирзовую сумку, а другой придерживая полы телогрейки, вламывается Керя – мужчина неопределённого возраста и занятий. Ребятня сдвигается поплотней, но он, не садясь, нашаривает в сумке стеклянную банку и протягивает Валерию.

– Задень воды, мой юный друг.

Валера направляется в дальний угол сквера, где из торчащей из-под земли трубы постоянно течёт вода. Летом сюда прилетают птицы, заворачивают вольноопределяющиеся кошки, собаки и гонимые жаждой прохожие – кто знает про это место. Зимой посетителей почти что нет, вода течёт одиноко и, должно быть от скуки, развлекаясь, лепит причудливые формы, напоминающие не то сталагмиты, не то колонны в мавританском стиле, не то гигантской толщины манильские канаты. Фигуры эти сохраняются почти до конца лета, в июльскую жару радуя своей прохладной голубизной. Не успевают они растаять, как снова подступают холода, и всё повторяется сначала.