Олег Скрынник - Начистоту. Пародии и подражания

Всей душою, Создатель, Тебя умоляю
Отпустить мне невольные эти грехи,
Что, когда спародировать что-то решаю,
Я исходный субстрат признаю за стихи.

Где ж вы найдёте этикет
У пародиста-маргинала!
Попа святее Папы нет…
Не может сочинить поэт
Приличнее оригинала.

Зачем пою? Пишу стихи?
Вот наварила бы ухи,
Друзей бы в гости позвала.
Кому-то, может быть, дала.
Обоим радость бы была…
Ан нет! Никак из-за стола
Себя не вытяну. Опять
Не умудрилась постирать.
К ребёнку в школу бы слетать,
За двойки уши бы надрать
И подарить ему коньки
И на катание отдать,
Чтобы потом понаблюдать,
Как будет честь он защищать,
И у экрана порыдать…
О чём ещё мечтает мать!
Но матерью-то нужно стать.
А чтобы стать… Ну, вот, опять!
Что надо сделать, чтобы стать? —
К примеру, наварить ухи…

А я сижу, пишу стихи.

Бывает, что стихи не пишутся,
Не получаются никак.
А в роще так прекрасно дышится!
Сидит под берегом рыбак.
Куда ни глянешь – всюду Шишкины.
За горизонт идут столбы.
А у осин стоят под мышками
Полупудовые грибы.

Пройти, где птичий голос слышится,
За жёлтым кустиком – (что?)

Короче: коль стихи не пишутся,
То их и нечего писать.

Я не умею на бумаге врать.
Хоть говорят, родимая всё стерпит,
Но всё-таки, зачем её марать,
В душевный крЕдит превращая дебет!
Я не умею на бумаге врать!
Ни в книге, ни в журнале, ни в газете —
Нигде брехни не стану размещать…
Затем и публикуюсь в Интернете.

Я полупрозрачна, тонка, длиннонога,
Изящна как лучик небесного света.
Я в лужах ещё отражаюсь немного,
А в зеркале вот…

Что попишешь: диета!

Ко всяким женским именам,
Которых очень много,
Всего милее вспомнить нам
«Подсолнухи» Ван Гога.

Коль сменю «з» на «с»
пред согласной глухой,
То от этого мигом я стану другой!
Говоришь,
что писать надо грамотно здесь?
Мне на это – (что?)
Я – такая как есть.

От чувств больших зарплату я пропью,
Пропью её под самый женский праздник.
А в твой бокал большой любви налью, —
И что ты скажешь? Я ли не проказник?

Спроси хоть всех ты наших мужиков —
Расскажут, как тебя я обожаю.
Да что там говорить!
Я и стихов
Тебе своих почти что не читаю.

Давным-давно,
когда мальчишкой был сопливым,
И звали все во двор меня в футбол играть,
Сидел я у мольберта. Мерил косо-криво
И красками шедевр старался написать.

Сыграли без меня в футбол мои мальчишки.
Им без меня вручили приз «КожАный мяч».
Читали без меня про флибустьеров книжки.
А у меня шедевр не ладился – хоть плачь.

Прошло сто лет —
а всё в шедевре косо-криво,
И шансов не осталось это изменить.
И лысина блестит на месте буйной гривы…

Осталось лишь любви себя мне посвятить.

Ты живёшь в переулке Хромого Козла,
И по грязи к тебе кто б идти захотел!
Вот уж если б ты за океаном жила, —
Я не птицей.
Я б мухой к тебе прилетел.

Он меня укорял, говоря:
«Почему, чёрт возьми,
Любишь ты ноту «ля»?
Всё «ля-ля» да «ля-ля» мне в ответ!
С колько лет уж прошу:
хоть разок мне сыграй ноту «ми!»»
Отвечала ему:
Что угодно, но ноту «ми» —
Нет!

С милым прошлое лето
Мы грешили вдвоём.
Так понравилось это,
Что решили потом
Повторить это дело
В плане будущих лет.
И вот я прилетела,
А тебя что-то нет.

Прилетела стрелою
SMS-ка твоя:
«Я душою с тобою,
Но дороже семья.
За делами своими
Сотни раз невзначай
Повторял твоё имя —
И попался…

Прощай!»

Мои дороги, в общем, не легки.
И даже не легки они «вообщем».

Всю ночь пишу.
А утром – до строки —
На пару всё со Славой рвём и топчем.

– Ну, как стихи? – я Славе говорю.
Ведь я – Гуру? Непризнанный учитель?
Он отвечает радостным «Хрю-хрю!» —
Мой дорогой, единственный ценитель.

И снова над стихами я корплю,
И слёзы грусти капают в бутылку…

А утром тот, которого люблю,
Опять получит новую подстилку.

Я пришпорил багровое облако,
И заржало оно подо мной.
Все мучения взрослые по боку!
Я на облаке еду домой.