Александра Стрельникова - Укус сколопендры

Было прекрасное время сбора винограда. Вьющаяся лоза прогибалась под тяжестью созревших плодов, отливавших то янтарем солнца, то коричневато-фиолетовым цветом спелой оливы. Тая остановилась у лозы, гроздья крупных ягод которой привлекли ее своим ярко-розовым окрасом. Те же виноградины, что были не прикрыты листьями, а полностью открыты солнцу, отливали оранжевым цветом. Она сорвала три таких ярко-рыжих ягоды, стерла с них фруктовый воск и отправила в рот, ощущая их почти невозможную спелую сладость. Сладость, которая могла вызреть только под солнцем юга, и нигде больше. Где самого того солнца с избытком.

Внимание женщины привлекли детские голоса, которые доносились издали. Она остановилась и прислушалась. А затем пошла по протоптанной тропинке в направлении звуков.

Взору ее открывался большой двор, в конце которого угадывался дом, поросший плющом. Посреди двора стояла невысокая беседка, обвитая лозой: с ее стен и крыши свисали спелые виноградные гроздья. Рядом с беседкой стоял огромный деревянный чан, наполненный спелыми ягодами муската…

В огромной круглой кадке прыгала абсолютно голая детвора, резвясь и заодно своими ножками выдавливая виноградный сок для будущего вина.

Их было человек восемь. Самый старший из них выглядел лет на десять. Остальные – были младше по возрасту.

За детворой в полудреме наблюдал дремучий дедок: явный долгожитель юга с абсолютно белыми волосами и усами, но смуглой кожей лица, порэпанной за годы жизни глубокими морщинами от нещадно палящего солнца.

Таисия затаилась: было что-то невозможно притягательное и завораживающее в этой картине. И вечное, как сама жизнь на земле.

– Чвик, чвик, – раздавался хлюпающий и радостный звук, извлекаемый детскими ножками, купающимися в виноградном месиве.

Жара уже схлынула, потому что солнце, совершив свой дневной круг, зашло за горизонт. Но то был юг. И воздух такой теплый… Такой теплый, что казалось, если бы его можно было собрать в сосуд, то в сосуде оказалось парное молоко…

На юге быстро темнеет. Вот уже к деткам стали подходить женщины, очевидно, их мамы. Они брали своих чад, бережно промокая холщевой тканью живительный виноградный сок, в котором они только что искупались. Сок жизни.

Только один мальчик оставался еще в огромной деревянной кадке. Таисия его сразу заприметила.

Он был младше всех: на вид не более двух лет. Его тоненькие ножки проваливались в сочную жижу по самые коленки, он падал, поднимался, и снова падал. Такой забавный. Когда ему надоело падать и подниматься, малыш просто сел в виноградное месиво и стал давить ягоды маленькими ручонками, не забывая при этом отправлять сочное лакомство себе в ротик.

И еще Таисия была уверена: малыш ее заприметил, хотя она стояла, затаившись в кустах зелени.

И тут она забеспокоилась: почему же никто не забирает самого маленького? Она уже хотела ринуться к нему…

Но тут заметила женщину, направлявшуюся к деревянному чану. Таисия видела ее только со спины. На ней было облегающее стройную фигуру одеяние из очень тонкого хлопка. По спине – свободно разбросанные темные волосы.

«Надо же, – удивилась Тая, – у нас одинаковые платья. И, вообще, такое чувство, что я ее откуда-то знаю»…

Знакомая незнакомка подошла к мальчику. Он радостно протянул к ней ручонки. Женщина завернула его в тонкую пеленку, и малыш уткнулся ей подбородком в плечо. При этом он успел улыбнуться Таисии и посмотреть на нее выразительными глазами, цвет которых можно было бы сравнить со цветом спелых олив…

А проснулась Тая с радостным ощущеньем: именно в ее плечо уткнулся своим личиком тот мальчуган. Невероятно, но даже после пробуждения она так явственно чувствовала его прикосновение…

Пройдет несколько лет. Сон тот забудется. А однажды, когда сынишке Максиму будет два годика, и он будет играть на ковре, малыш неожиданно вдруг резко развернется и глянет на маму точно так, как тот мальчуган – двумя спелыми оливами. И улыбнется точно так же. Женщина вздрогнет. И сразу вспомнит тот сон, понимая, что был он вещим. А еще задумается о загадочной игре подсознания, которое почему-то решит познакомить ее с собственным ребенком, до появления которого на этом свете оставалось еще несколько лет…

Тот сон привидится ей гораздо раньше наяву случившейся виноградной ночи. И будет ярким. Но память почему-то заблокирует его на время, заполонив всё всплеском того любовного пиршества ночи: под южным небом, под кроной алычи, на перине из виноградных листьев и сладких ягод, нектар которых омывал тела влюбленных. И, хотя два эти события, без сомненья, являли неразрывную связь, странным было то, что следствие намного упреждало причину, нарушая тем самым логику причинно-следственных связей. Но кто может похвастаться тем, что знает тайны закулисья человеческого подсознания?

Сон о детях, омываемых соком виноградных ягод в огромной деревянной кадке, где Таисия нашла и своего ребенка, она видела единственный раз. А вот был у нее такой, который повторялся не однажды на протяжении ее жизни.

Впервые он привиделся Тае, когда ей было лет семнадцать. Проснувшись поутру, она подумала: просто перезанималась, готовясь к экзамену по истории. Ей снилась древняя Эллада. Красивый город, будто бы Афины… Она, в каком то необычном, интересном одеянии, дивными фалдами струящимися по ее фигуре… И рядом с нею мужчина – полководец. Она стоит рядом с ним на каком-то возвышении, и их приветствуют легионеры, которые радостно и зычно выкрикивают имя своего военачальника. И имя его – Александр…

И хотя то сновиденье было не ярким, словно, подернутая пылью веков и выцветшая от времени фреска, запомнилось невероятное и главное: это она стояла рядом с Александром Македонским… Да, тем самым. Великим и прославленным.

– Приснится же такое! – засмеялась поутру юная особа, потягиваясь в постели, – не надо учебники на ночь читать!

Потом тот сон стал повторяться. Не так уж и часто. Но порою, засыпая, Таисия, ловила себя на мысли: а вдруг? Вдруг она снова отправится туда – в загадочное и манящее путешествие? Причем, теперь сновиденье стало ярким, подробным в деталях, словно, со старинной фрески старательно стерли вековую пыль.

И совсем не похоже то было на обычный сон. Так явно и осознанно всё это ощущалось: она была современницей тех людей, дышала с ними одним воздухом, над нею было распростерто небо Эллады. И нежную кожу ее тела, прикрытую хитоном, обжигало палящее солнце той страны…

Хитоном… Да, именно – хитоном. Проснувшись, она помнила свое одеяние в деталях. Оно было выполнено из тонкой и прозрачной гофрированной ткани цвета яркой бирюзы. Ее талию обхватывал пояс, распределявший всю ширину одежды мягкими складками вокруг фигуры. Хитон был с большим отворотом, расшитым узорами тонкой шелковой нити и украшенный белым и розовым жемчугом. А поверх такой красоты была накинута еще отливающая золотом ткань, закрепленная на плече и поясе одинаковыми металлическими застежками с вкраплением благородных камушков бирюзы.