Елена Офицерова - В жизни бывает все

– Как-то совестно обременять людей нашими заботами, – сказала Света, – мы не привыкли к этому. Может, обойдемся без прислуги?

– Что вы! – всплеснула руками София. – Здесь на это совсем по-другому смотрят. Здесь почитают за честь прислуживать хорошим хозяевам. Не лишайте этих людей удовольствия, да и заработка тоже.

– Какие разные миры – тот и этот, – философски заключил Сергей. – Удивительно.

Они прошли в столовую, где уже был накрыт праздничный стол к приезду новых хозяев. Гувернантка Мария привела проснувшуюся Иришку, и все сели обедать. После обеда София сказала, что каждый может заниматься всем, чем ему захочется. В их распоряжении библиотека, компьютеры, сад. Предупредила, что ужин ровно в восемь часов. А ей пора уходить, надо доделать кое-какие дела.

– Да, еще вот что, – в дверях София обернулась к Селивановым. – В одиннадцать часов вечера, когда уложите ребенка спать, госпожа Металиди попросила вас всех собраться в семейном зале. Ей нужно поговорить с вами.

Время прошло незаметно. Ребята гуляли по саду, рассматривая цветники и фонтаны, сходили с садовником на виноградник, играли с Иришкой на детской площадке, оборудованной тут же, качались на качелях. Словом, обходили свои владения, не переставая удивляться свалившемуся на их головы наследству. После ужина все разошлись по своим комнатам, отдохнуть перед предстоящим разговором с женщиной, кардинально перевернувшей всю их жизнь.

К одиннадцати часам Светлана, Роман и Сергей уже сидели в семейном зале, ожидая появления госпожи Металиди. С боем часов дверь открылась и вошла она. Она была в легком шелковом платье цвета осенней листвы, без шляпки, и ребята увидели, что лицо ее действительно было очаровательно красиво. Но что-то было в этой красоте неуловимо искусственное, не от природы. Сергей понял – это лицо не выражало живых эмоций, это была как будто маска, искусно выполненная, незаметная простому глазу, но, все же, маска. И только в глазах, до боли знакомых глазах женщины, горели радость и боль, удивление и восхищение, и снова, радость и боль. У Сергея защемило сердце.

– Ну, здравствуйте, дети, – дрогнувшим голосом, на чистом русском языке, произнесла госпожа Металиди. – Я – Селиванова Елена Михайловна… ваша мама.

Она тяжело вздохнула, сдерживая рыдания, душившие ее и рвавшиеся наружу, и продолжила:

– У меня другое лицо… Мое лицо сгорело в том самолете… – она замолчала, не зная, что еще сказать, а душа ее кричала: «Это – я! Я! Узнайте меня! Дети! Родные мои! Я умирала без вас. А теперь я ожила! Это – я!», слова нашлись сами собой: – Я знаю, что в это трудно поверить, но прошу вас, узнайте меня. У меня другое лицо, но глаза те же, голос тот же, ведь голос не меняется.

Елена стояла, прислонившись к дверям, и смотрела на вытянувшиеся от удивления лица своих детей, боясь увидеть в них неверие в свои слова, больше всего на свете боясь быть неузнанной ими.

– Мама, – прошептал Сергей, выйдя из оцепенения, и уже громче произнес: – Это ведь мама. Я так и знал.

Трое детей бросились к своей матери, крепко обняли ее, как будто боялись снова потерять. Мать и дочь плакали, даже у сыновей выступили слезы на глазах. Дети узнали свою мать, приняли ее такой, какая она есть. Семья вновь воссоединилась.

«Наконец-то отпуск. Первый за шесть с половиной лет. И сразу туристическая путевка от профсоюза в Турцию. Повезло».

Так думала Елена Селиванова, возвращаясь с работы домой. Она работала в крупной строительной фирме менеджером по делопроизводству. Работы было очень много. Фирма испытывала финансовые трудности, и работникам было не до отпусков. Но теперь все устроилось, дела фирмы пошли в гору, и можно было подумать о благосостоянии своих сотрудников.

Елена Селиванова была стройной, среднего роста симпатичной женщиной. Для своих сорока семи лет выглядела она на удивление моложаво. Светлые волосы, зеленые искрящиеся глаза, крепкое спортивное тело и жизнерадостный характер. Зрение немножко подвело ее, но очки в модной оправе вполне достойно украшали лицо, придавая ему неповторимый шарм. Она любила жизнь, любила своих троих взрослых детей и гордилась ими.

Не все в жизни было так гладко. Дочь вышла замуж, но не прошло и года Елене пришлось забрать ее с новорожденным ребенком к себе от деспотичной свекрови и ее флегматичного, бесхребетного сынка. Зато внучка Иришка с лихвой компенсировала все невзгоды своим веселым лепетом и забавными выходками.

Старший сын женился на ветреной девице, которая, родив ему дочку и оставив ее на попечение своей матери, стала вести вольный образ жизни, ничуть не смущаясь тем, что она замужем. А он, то ли из-за большой любви, то ли от жалости к дочке все это терпел и никак не мог решиться оставить ее.

И только младший сын пока не создавал хлопот матери. Он учился, подрабатывал, был не по годам смышленым парнем, и это радовало.

С мужем тоже были неважные отношения. Любовь кончилась, осталась лишь привычка. Но и она уже казалась навязчивой обузой, и что-то надо было уже менять. Но… потом… потом.

А сейчас ей все нравилось в этой жизни: и синее небо, и яркое солнце, и город, в котором она жила, и весь мир. Но особенно ей нравилось то, что она, первый раз в жизни, полетит на самолете за границу, в Турцию, в город с красивым названием – Измир. Увидит море, будет купаться в нем и загорать на пляже, одним словом, будет отдыхать и ни о чем не думать целых две недели. И даже не успеет соскучиться по своим родным. Две недели – это не долго.

* * *

В аэропорт Елена приехала одна. Попрощались дома, зачем надо было всем ехать. Ведь не насовсем же уезжает. Через две недели вернется.

В самолет она вошла с чувством восторга и легкой опаски. Что только она не начиталась в газетах и не насмотрелась по телевизору о катастрофах в небе и количестве погибших в этих катастрофах, но инстинкт познания окружающего мира действовал безотказно, отметая все плохое и страшное, что мешало его развитию. И поэтому она сейчас сядет в свое кресло и полетит навстречу новому и неизведанному. И хотя это всего лишь туристическая поездка, но для Елены это было нечто сказочное – перелет в другую чудесную жизнь. Она была оптимистка и верила в чудеса.

Что-то не так. Елена открыла глаза, она успела уже задремать в полете. Смутная тревога прокралась в душу, слегка защемило сердце. В салоне было спокойно, пассажиры дремали, читали, играли в шахматы, стюардессы раздавали напитки. Но на лицах девушек в синей форме читалось беспокойство, хорошо замаскированное под улыбку, но, все же, беспокойство. Елене даже показалось, что это был страх. Этот страх сковал и ее сердце, мгновенно вытеснив все чудесное и фантастическое, что она связывала с этой поездкой. Внутри поднималась паника, но она усилием воли старалась подавить ее. Стюардессы быстрее забегали по салону, уже не скрывая ужас в глазах. Пассажиры, заметив это, тоже забеспокоились, задавая вопросы, и не получая на них внятного ответа. В салон вышел второй пилот и сообщил, что произошла небольшая авария с двигателем, что не стоит беспокоиться, ее уже устраняют. Но было в его глазах что-то, что заставило пассажиров заволноваться еще сильнее. Стала нарастать волна всеобщей паники. Девушки в униформе, как могли, удерживали пассажиров на своих местах, успокаивая их. Но люди чувствовали жуткую опасность – опасность для жизни – и метания не прекращались. Наконец вышел командир экипажа и сообщил о вынужденной аварийной посадке самолета. Сейчас они летят над морем, а когда «дотянут» до берега, тогда сядут. Пусть все пассажиры приготовятся.