Ульяна Гринь - Мир на ладони

– Мы так и с батькой поженилися-то!

От сердца отлегло – не сердится сильно мамка, всё будет хорошо! Галка мимоходом коснулась живота и заспешила по тропинке, вдыхая полной грудью пряный запах осени.

Таня как раз закончила месить фарш, когда в замке завозился ключ и в квартиру тихонечко вошли. Поскреблись в коридоре у вешалки и шмыгнули в туалет. Таня покачала головой. Димка снова в пролёте! Иначе бы ввалился с фанфарами. Вот невезуха, неужели его проект не приняли в банке?

– Дим! Ну чё?

В туалете полилась спущенная вода, и муж бочком пробрался в кухню. Таня, насупившись, катала в ладонях тефтели, бросала их на сковородку и ждала ответ. За спиной скрипнула дверца буфета, жесть о стекло звякнула пробка и густо заплакала струйка коньяка в бокал. Таня поджала губы:

– Что? Не дали?!

Дима залпом проглотил сто пятьдесят грамм, и в кухне запахло «Хеннесси»:

– Не дали, гады! «Доработайте бизнес-план… Чётче очертите круг потенциальной клиентуры…» Козлы!

– Опять! – голос Тани был спокоен, но сама она чувствовала, что внутри всё закипает. Права была мама, не надо было за Димку выходить, никакой конкретики, сплошные планы и прожекты! Ну когда, когда он уже за ум возьмётся?

– Ну ничего! – Дима налил ещё коньяка и отхлебнул глоток. – Я как феникс, всегда сгораю и возрождаюсь из пламени!

– Феникс?! – Таня обернулась к красному растрёпанному мужу. – Ты – феникс?! Ты, блин, косячный феникс! Ты себе представить не можешь, как меня твои косяки достали!

– А ты… А ты… – задохнулся Дима от обиды и ярости. – Ты тефтеля!

– Что-о-о? – возмутилась Таня. – Какая я тебе тефтеля?!

– Пресная! Вот какая! – муж снова проглотил остаток коньяка в бокале и с победным видом уставился на Таню. – Пресная, без соли и перца! Вечно ноешь, что у меня ничего не выходит, а сама сидишь уже десять лет за своей кассой, в своём продовольственном и бурчишь, бурчишь, бурчишь…

Звввищь! Слепленная тефтеля просвистела над ухом мужа и повисла на кафеле с чавкающим звуком. Дима обалдел:

– Ты чё, Тань?

– Тефтеля! Пресная! Которая между прочим тебя, гада, кормит и коньяком поит!

– Тань, ну жалко мяса ж!

Второй снаряд, запущенный меткой рукой, попал бы Диме прямо в нос, не уклонись он вовремя. А так – почти рядом с первым комком, который начал уже медленно сползать по кафелю.

– Жалко! А меня тебе не жалко?!

– Хочешь коньячку, Тань? – заискивающе дёрнулся к буфету Дима. – Всё получится, ведь мировая ж идея!

Он плеснул в чистый бокал янтарного коньяка и протянул ей:

– Очертим круг… Допишем план… И феникс возродится!

Всё ещё сердитая Таня приняла бокал и буркнула:

– А пресная тефтеля?

– Люблю пресные тефтели, – совсем близко к её уху мурлыкнул разогретый коньяком Дима. – М-м-м, только бы не пригорели…

«Галактика»… Да, она оказалась огромной, сине-чёрно-звёздной и пустой. Шаги гулко отдавались эхом в пугающей тишине залов и коридоров, мусор и всякая ерунда, превратившаяся в липкую тёмную труху, противно скрипели под подошвами.

А когда-то здесь кипела жизнь. Гремела музыка, звучал смех, звенели, чокаясь друг об дружку, бокалы… Всё поглотил огонь. Всё.

Чусов покачал головой, оглядывая голые стены, в свете дня и без привычных драпировок показавшиеся ему декором для съёмок фильма о тюремной жизни. Тишина убивала.

Внезапно откуда-то снизу послышались мерные приглушённые удары, словно в стену вбивали гвоздь. Чусов вздрогнул от неожиданности и обрадовался – кто-то не покинул «Галактику»! И он даже догадывался, кто именно…

Преодолев десяток поразительно чистых ступенек, Чусов спустился в подвал. Потянув носом, уловил приятный по сравнению с вонью застаревшей гари запах хлорки, а потом – ещё лучший, самый лучший в мире – аромат дешёвого табака, смешанный с нежностью французских духов. Широко улыбаясь, Чусов громко позвал:

– Сёма! Лола!

Стук прекратился, и в глубине подвального коридора появилась сгорбленная фигура в кирзачах и ватнике.

– Хто тута? – грозно окликнул старик, и Чусов махнул рукой, ускоряя шаг:

– Сёма, слепой глухарь, это же я!

– Я бывает разное! – логично ответил Сёма. – Вот таперича вижу, што ты. Чуть из берданки не пальнул… Мало ли…

– А где Лола?

– Где ж ей быть, родимой? Вон, кашеварит тама… Говорил ей, не реви, дура, вернётся, што с им станется… Вот и вернулся.

Чусов хлопнул старика по плечу и поспешил в угловое помещение, откуда слышалось бульканье варящегося супа и тихая неразборчивая песенка.

Лола стояла у плитки, помешивая варево в кастрюльке, всё такая же стройная, с пышной золотистой шевелюрой, а главное – живая и невредимая. Она обернулась, широко распахнув и без того огромные голубые глаза, а Чусов придирчиво оглядел её, ища следы перенесённой драмы. И облегчённо вздохнул – Лола осталась такой же красивой и нежной, как до пожара, как в его воспоминаниях.

Она бросилась ему на шею, плача и размазывая макияж по его белой рубашке, и Чусов стиснул её в объятиях, слушая жалобные причитания:

– Господи, да как же тебя так… Твоё лицо… Думала, умер… Ты же… И он… Ой мамочки!

– Успокойся, Лола! – он погладил её по волосам. – Всё будет хорошо!

– Да как же? – всхлипнула она. – Куда нам идти? Уже пять раз выселяли с милицией…

– Никто никуда не выселяется! «Галактика» теперь наша!

– Что ты говоришь… Это тебя так шибануло? Мамочки, как вспомню, как ты хозяина из кабинета тащил, оба в огне…

– Хозяин завещание составил. На нас троих: тебя, меня и Сёму. Мы здесь теперь хозяева!

– Почему на нас?

– А потому! Кто его из огня тащил? А кто девчонок по пожарной лестнице толкал из здания? А кто бегал с ведром воды тушить занавески, потому что огнетушители были неисправны?

– Что же мы сделаем со сгоревшим кабаре?

– «Галактика» наша. Нам и решать! Будем восстанавливать, ремонтировать… Или продадим нафиг и улетим в тёплые края…

– Восстанавливать! – с энтузиазмом ответила Лола, поднимая на него сияющие глаза. – Подвалы под офисы сдадим, и на эти деньги всё отремонтируем! Как раньше!

– Лучше, чем раньше! – Чусов прижался обезображенной шрамами щекой к её волосам. – Гораздо лучше.

Пал Палыч раздражённо крякнул, упершись в тупик. Опять тупик! Ну надо же так было запутать! Чёртов лабиринт! Без малого два часа он блуждает в поисках выхода и через каждые тридцать шагов тыкается носом. Злость заставила Пал Палыча пнуть ногой мягко спружинившую серую стену, испещрённую розоватыми трещинами извилин, и он повернул назад.

Желудок поджимало и ужасно хотелось пить. Сушняк скручивал внутренности. Ещё бы, столько водки выжрали вчера! А главное – без повода. Ну неписец у хозяина, бывает! Но разве ж можно так мучить и себя, и других?! Поёжившись от воспоминания, Пал Палыч ещё раз свернул и чуть не налетел на Серёгу. Тот двигался задом наперёд, и Пал Палыч восхитился этой находчивости. Есть чему поучиться у молодого, но перспективного специалиста по нестандартным решениям!