Андрей Григорьев - 100 подвигов. 1941—1945 гг.

Вот только ноги не могли идти,
Ступни отмёрзли ночью ледяною,
Маресьев по сугробам стал ползти,
Питаясь снегом и древесною корою.

Так три недели полз, врагам на зло,
Дополз к деревне, там его согрели,
Одну неделю там провёл ещё,
Крестьяне накормили и одели.

Поздней Москва и госпиталь в тылу,
Обе ноги по голени отрезав,
Сказал Главврач, – «Живи ещё», ему,
«И танцевать ты сможешь на протезах».

Маресьев стал себя тренировать,
Готовиться к полётам на протезах,
И напросился снова воевать,
Фашиста бить на пережитых бедах.

Сначала не пускали в самолёт,
Потом вторым летая с командиром,
Он показал Геройский свой полёт,
Двух немцев сбив, домой вернулся с миром.

Так после ампутации Герой,
Семь самолётов Фрицев обездвижил,
После войны вернулся он домой,
На зло врагам проклятым, парень выжил.

Летел бомбить фашистскую заразу,
Четыре дня всего была война,
Подбили самолёт, почти-что сразу,
Как набранною стала высота.

Багряной вспышкой двигатель накрылся,
И чёрный дым затмил кабину всю,
Увидел Николай скопленье «фрицев»,
Туда бомбардировщик завернул.

Горящий самолёт с боезапасом,
Влетел в колонну вражеских машин,
И взрывов прозвучала канонада,
Гастелло так фашистам отомстил.

Ноябрь сорок первого, под Ленинградом,
Он подступы к городу оберегал,
Увидев машину фашистскую рядом,
Из пулемёта её обстрелял.

Мимо прошли пулемётные пули,
Новый заход на врага, совершив,
Жал на гашетку, но в небо нырнули,
Боезапас в «Ястребке», обнулив.

В третий заход он приблизился к «гаду»,
Наверняка уничтожить врага,
Бомбардировщику в хвост, вбил «Тараном»,
Винт «Ястребка», не жалея себя.

На парашюте спустился и выжил,
Через полгода в неравном бою,
Что проходил над «Дорогою Жизни»,
Лётчик погиб, Вечной Славы ему.

Над Ярославлем, май сорок второго,
В бомбардировщик, что летел бомбить,
Крылом от истребителя своего,
Фашисту смог дорогу «перекрыть».

Левым крылом, врезаясь в «пузо» фрица,
Так-как, боезапас был на нуле,
Султан смог поражения добиться,
«Юнкерс» горел и шёл уже к земле.

А истребитель с ним же к низу падал,
Султан с трудом покинул самолёт,
И купол парашюта, как награда,
Над ним уже как пёрышко плывёт.

Герой Войны, сражавшийся за правду,
Не думая, что будет с ним самим,
Фашистов истреблял, как было надо,
Он в Памяти и мы гордимся им.

Июль, восьмое, сорок первый,
Налёт врага на Ленинград,
Владимира, – стальные нервы,
Не дали шаг ступить назад.

На «Миге» в небе на фашиста,
Истратив весь боезапас,
В «Таран» крылом подрезав быстро,
И немец хвост себе не спас.

Немец упал под Ленинградом,
Матвеев с погнутым крылом,
Летел тихонько и не падал,
Вернулся на аэродром.

Он в январе, сорок второго,
«Дорогу Жизни» прикрывал,
В защите города родного,
Погиб, Отчизну не предал.

На устаревших истребителях встречали,
Войну, на ближних подступах к Москве,
Но устали и трусости не знали,
На «горку» шли и падали в «пике».

Шестёрки «мессеров» вдвоём вгоняли в ужас,
Атакой храброй, бив фашиста в лоб,
Захватчики считали это, – глупость,
И улетали, вдруг им попадёт.

На каждом своём новом самолёте,
Лука писал «За Аню» под крылом,
И это придавало сил в полёте,
Он с Аней шёл к фашистам на пролом.

Он с Аней до войны летали в клубе,
Любили, дело к свадьбе уже шло,
Разбилась, парашют пусть проклят будет,
Так потерял Лука тогда её.

Таранил самолёты в Подмосковье,
Когда патронов не было уже,
Ни сколько не жалел своё здоровье,
Вытаскивал машину из «пике».

А в октябре на Ленинградском фронте,
Он прикрывал у «Транспортных» маршрут,
И лично сбил двенадцать самолётов,
А тридцать семь в составе группы, тут.

Погиб в бою неравном с оккупантом,
Мороз, ноябрь, тридцатое число,
Остался Вечным Старшим Лейтенантом,
Хвала Герою, мы запомним всё.

Был родом со Смоленщины ефрейтор,
И финскую границу охранял,
Захватчик рвался к Мурманскому порту,
Отряд заставы, «гадов» не пускал.

Апрель, сорок второго, батальоном,
Фашист заставу взять решил в кольцо,
Сорок четыре пограничника, отпором,
Им показали, там хозяин кто.

Четверо суток враг не мог пробиться,
Четырнадцать атак отбил отряд,
«Максим» водой в пробоинах сочится,
Затыкав хлебом, снова мог стрелять.

Ефрейтор в пятый день один остался,
Фашисты снова в бой, когда пошли,
Последней лентой, парень отстрелялся,
Гранаты стал использовать свои.

Оставил Михаил себе гранату,
Хотели немцы взять его живым,
Чеку убрал и спрятал под рубаха,
Когда к нему фашисты подошли.

Взрыв прогремел раскатом по заставе,
Душа Ефрейтора летела в небеса,
Вокруг фашисты, рваные лежали,
Так для него закончилась война.

Забыть нельзя о Подвигах Героев,
Вечная память будет в душах жить,
О том, как Русским Духом полон воин,
Когда враг хочет землю захватить.