Александр Аханов - Жар счастья. рассказы

Спустя какое-то время послышались первые свисты птиц, встречающих восходящее солнце. Бирюк потихоньку пошевелился и стал предельно осторожно приподнимать некое подобие двери или крышки над своей головой, чтобы выбраться наружу. Было ещё совсем темно, но привыкшие к таким условиям глаза видели знакомые очертания около его ямы. Внешне никаких перемен он не заметил. Потихоньку и так же осторожно стал выбираться из неё. Поднялся на пригорок, под которым расположилась его берлога, и присел на поваленную сосну, спугнув небольшую стайку мышей или каких-то других мелких ночных зверюшек.

*****

Детали проекта заказчик предложил обсудить в новом, недавно выстроенном недалеко от главного вокзала бизнес-центре. Он попросил именно так встретиться, при условии, что о деле мы поговорим только после того, как послушаем лекцию какого-то известного столичного гостя, крупного специалиста в области психологии, коучинга, маркетинга и прочей новомодной чепухи, выдаваемой с помпой за новейшие достижения науки. Весь потенциал этой псевдонауки направлен был на единственную цель, обозначенную почти сто лет назад товарищем Бендером: убедить присутствующих деловых людей добровольно расстаться с определённой суммой денег в пользу этих учёных – носителей сокровенных знаний.

Через пять минут такого тренинга мне откровенно стало скучно, и я незаметно выскользнул из аудитории, пообещав заказчику подождать его в коридоре. В фойе было не намного веселее, но, по крайней мере, здесь меня никто не пытался зомбировать. Я прогуливался взад- вперёд, по несколько раз прочитывал рекламные призывы на плакатах, поглядывал в окна, то и дело проверял часы. Из многочисленных кабинетов и дверей сновали деловые, безупречно одетые и сногсшибательно выглядевшие барышни с какими-то бумагами, папками, коробками. Когда весело, когда сухо, по-деловому, на ходу вели переговоры по телефону или перекрикивались негромко друг с дружкой.

За одну из них принял и её, неторопливо шагающую по коридору к светлому фойе с большими, до пола окнами. Я, было, равнодушно скользнул взглядом в её сторону, но остановился, поражённый неожиданной и завораживающей картиной. Она шла походкой манекенщицы, чётко, со значением, со знанием дела артикулируя негромкий стук своих тонких каблучков. Шла, по отработанной привычке зная, что внимание окружающих или случайно проходящих приковано к её тонкой, стройной, изящной фигуре, что она и есть центр внимания.

На ней был лёгкий, из тонкой ткани брючный костюм чёрного цвета. Поверх блузки на тоненьких бретельках на плечи был накинут шёлковый палантин, расписанный линейным золотым узором в японской манере или что-то вроде того. Он то и дело пытался сползти с её плеч, и ей приходилось постоянно поправлять палантин своими тонкими и длинными кистями грациозных и пластичных рук.

Она вошла в фойе, подошла к окну, продолжая говорить по телефону. Я сидел на кушетке возле колонны неподалёку и откровенно наслаждался этим неожиданно дарованным мне явлением красоты пропорций. Её разговор как-то вдруг прервался, она собралась положить телефон в сумочку, как снова раздался звонок. Она взглянула на него, улыбнулась и ответила.

– Аллё! Привет! А ты где? – и стала весело и непринуждённо снова тараторить с кем-то по телефону – любимое девичье развлечение.

«А ты где?» – это была её визитная карточка, ставшая знакомой мне по нашему непродолжительному, насыщенному и головокружительному роману. С этого вопроса начинались все её переговоры по телефону, с кем бы она ни говорила.

Начавшись легкомысленно и весело, разговор приобретал серьёзные оттенки, и ей стало, очевидно, не до кокетства со мной и привычной в таких случаях игры. Она замолчала и внимательно вслушивалась в трубку, замерла, почти не дышала. Не заметила даже, как палантин сполз с её плеча, прихватив с собой в компанию и бретельку блузки. Лёгким жестом, изящным полукругом тонкой кисти она то ли пыталась жестикулировать в разговоре, то ли машинально старалась поправить сползавший палантин. Плечо обнажилось, и я заметил густую россыпь веснушек, покрывающих её тело от плеч по всей спине и рукам. Эта россыпь – солнечная любовь и подарок – так всегда пьяняла меня потом, в наши короткие встречи…

Закончила разговор и решительно направилась к выходу, прожгла меня своим взглядом. Проходя мимо, чуть задела краем палантина моё плечо, дохнув едва уловимым ароматом тонких духов. Каблучки отзвучали в конце коридора и замолкли за входной дверью.

*****

Этот скрип явно вывел Бирюка из равновесия, он стал заметно нервничать и сердиться на себя за это. Так нельзя. Нужно быстро взять себя в руки и остановить внутренний диалог, чтобы не превратиться снова в нежелательного гостя леса, нарушившего закон и порядок Природы. Никаких негативных мыслей! Он мучился несколько дней подряд, память об этом звуке не давала ему покоя и сна. Он уже точно знал, что это какой-то важный знак, послание, но никак не мог прочесть его, расшифровать…

Он не вёл дневников, не отмечал по – робинзоновски засечками дни, что прожил в лесу. Помнил только, что прошёл не один сезон. К немалому удивлению, научился выживать в лесу, не умер с голоду, не был растерзан хищниками и, что самое важное, не был найден казёнными ищейками и не выдан добровольцами – сыщиками. За всё это время ему удавалось не сталкиваться с людьми, он научился вовремя скрываться из поля их зрения, растворяться среди кустов и деревьев в любое время года, словно был под покровительством самого Лешего. Не исключено, что так оно и было.

В один из таких мучительных от раздумий дней ему припомнился похожий случай. Он скрывался в лесу чуть более полугода. На исходе этого срока, также ночью, его разбудил тоненький писк младенца – не то плач, не то зов. Это взволновало его почти так же, как и скрип половицы. Но тогда он не в полной мере осознавал знаковость явления, однако событие глубоко врезалось в его память и сегодня напомнило о себе самым решительным образом. Теперь вот появилось второе звено символической цепочки каких-то скрытых, неведомых событий, явно связанных с его жизнью и, возможно, проходящих где-то в отдалении. Сердце настойчиво подсказывало ему, что скоро с этими событиями ему придётся столкнуться вплотную. Всякий раз, когда эта мысль назойливо о себе напоминала, Бирюк досадливо морщился от безсилия прочесть знаки и что-либо предпринять, чтобы избавиться от приходящего волнения и раздражения.

Изо дня в день он настойчиво пытался решить эту не дающую покоя загадку. Никак не мог понять, откуда именно пришло послание. И вся его предыдущая, «цивильная» жизнь, от которой от так старательно избавлялся в добровольном самоизгнании, снова навалилась на него всей своей тяжестью воспоминаний. Дотошно, по крупицам, слово за словом, поступок за поступком он вытягивал из своей памяти забытое и никак не мог ухватиться за ниточку хоть какого-то разумного объяснения происходящего.