Мария Терехова - Путеводитель [рассказы]. бессознательное сознательное, выливающееся в мысли просто женщины

© Мария Терехова, 2016

© Елена Аскольдович, дизайн обложки, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Совсем нечаянно, заворачивая за бордово каменный угол, я врезалась взглядом в четко сложенную плитку под ногами и нашла там – влюбленность, перцово-сладкую. Точно кипяток в чашке чая, который случайно глотаешь так быстро и неожиданно, что обжигаешь небо. Осенью мне казалось, что я влюблена в девушку. В ее эксцентричность, красоту, мысли – как будто в личность, что поделать, я эстет. И не то, что бы пришло разочарование, а просто прошло очарование. Ведь что-то есть там внутри, а все-таки не то, разукрашенный максимализм, может, возраст пока такой, юношеский. А теперь вот мужчина, совсем мне неинтересный. И знакомили нас родители лет десять назад на речке, а на мне был арбузный купальник и вот-вот аттестат о среднем образовании.

У меня на днях разлетелся на куски многострадальный роман и задний бампер. А еще я очень боялась летать с пересадкой, а жребий пал немилосердный – лететь через запутанный немецким языком Франкфурт. На самом деле все просто, особенно когда уже хуже не бывает. Облака были так близко, большие ватные массивы, и по ним ходит Бог, если он тут живет на самом деле. Аэропорт во Франкфурте огромный, но, как выяснилось, не сложный. До выхода А40 я натерла обе пятки и чуть не улетела в Зальцбург.

Амстердам как-то сразу понравился, сразу стал моим. Не знаю, в чем причина – в нем самом или во влюбленности, или этот идеальный фильм не подлежит раскадровке. Я люблю город, если ты в нем занят, я сразу такой город уважаю. Он не крадет драгоценное время, а непременно дарит. Идти на работу в Амстердаме – это как не идти на работу в Воронеже. Вообще, у каждого города есть свой цвет, эксклюзивный и только ему принадлежащий: Париж – бежево-серых тонов, приглушенных, очень серьезный и холодный. Рим – развеселый разноцветный, но все-таки желтый, Киев – сочно зеленый, в крапинку из цветущих каштанов, а вот Амстердам – красный, стройный, как классический кирпич. Это город утреннего умиротворения: завтрак с видом на причал небольшого канала, поступающий в легкие воздух с горочкой, как капучино в большой кружке, свежая дышащая улица из тюльпанов, и вот ты идешь работать в РАЙ (но это совсем не значит, что в России я иду работать в ад). У нас самый красивый стенд, напротив два потрепанных француза – толстый и тонкий, китайцы непрестанно щелкают камерами нашу галерею (по их словам «contemporary art gallery»), принадлежащие ему широкие плечи не дают покоя, и даже разговаривать по-английски нестрашно. А он непрестанно шутит, совсем неприлично смотрит, будто касается, и ведет себя как пятиклассник, дергающий за косичку.

Я всегда и при любых обстоятельствах считаю, что женатый мужчина, укомплектованный двумя детьми, вертолетом и красивыми руками – это не для меня, это занято, это слишком. О, боги, боги, куда девались мои стыд и совесть?

Интеллект – очень важно, особенно его наличие. Подсознательно мы всегда ищем людей совершеннее нас, дабы у них научиться, подсмотреть, украсть новую информацию, превращаемся даже как-то в идейных клептоманов. А этот мальчишка в возрасте Христа ненавидит читать книги, пьет бутылками белое вино, раздражается на болтовню по-французски и нецензурно выражается, но умеет смешить и убеждать. Не с ним ходить в музеи Рембрандта и Ван Гога или вдумываться в судьбу Анны Франк, с ним изучать все местные музеи секса и эротики, курить паровозом косяки и заливисто смеяться. А я работаю, улыбаюсь:

«Hello, How are you?»

«We produce the road marking materials».

«From Russia».

«Оh, really!»

«Yes, it’s like an art gallery».

«Of course you can take the picture with us!»

«What do you want from me?»

«You».

– И я, – кричу где-то в глубине сознания, и пусть меня заберут в плен китайцы, если это не так. Влюбленность распознаешь на стадии зажравшегося отрицания свеклы как изысканного блюда в ресторане с мишленовской звездой. Все так просто, как легкий уровень в балде на айфоне – он всего-навсего не составляет слова длиннее трех букв.

Амстердам такой велосипедный. У велосипедистов приоритет перед людьми, машинами, вселенной. Рискуя жизнью несчетное количество раз на дню, несанкционированно погружая две ноги на повсеместно раскинувшуюся велодорожку, я размышляла как раз о них, о ногах: вы понимаете, они же сами по себе ходят. Одна, другая, одна, другая – как они узнают, что надо идти? У меня очень самостоятельные ноги. Они постоянно касались его ног под столом, а страдала я вся, то холодно холодея, то впадая в жаркий жар. В хмельном тумане я похожа на Брижит Бардо, а он растянулся на ковре в баре и беспардонно забросил свои ноги в ботинках с черепами на диван, мелодраматично закуривая сигарету. Остапа несло в откровенность. Остап неосторожно признался в давнем чувстве, еще из моего юношеского детства. Я сосредоточенно, сквозь дымку лет, расставляла факты, диалоги прошедшей давности и приходила к неутешительным выводам: безумного секса не будет, и это все – чертово благородство.

Однажды зимой я уехала в Москву как бы насовсем, заранее зная, что побег обратно станет счастливым моментом. А этот странный мужчина, пробежавший сейчас пальцами совершенно случайно по моему колену, зачем-то занырнул в глаза, да там и утонул. А ведь он мог изменить мою столичную жизнь, отрезая обратный путь, если бы я только позвонила. Если бы.

Амстердам надо изображать на красном холсте с зелеными конопляными прорисовками. В воздухе его узких проулков стоит слой местного дурмана, который можно пощупать не руками, но разумом (хотя накурившись, можно и руками). Шоколадные чудо-кексы распространялись по организму долго и поступательно, наливая тело свинцом, утяжеляя веки грузами, подвешенными на ресницах, заворачивая язык в железную трубу. Реальность превращается в сложную схему, само ее восприятие ты анализируешь и подводишь важные итоги. Главный итог: я – единственная, кого он не тронет ни одной частью своего тела, руководствуясь социальными рамками, совестью и благородными принципами. От злости и похотливого отчаяния сводит зубы, лопатки, бедра.