Исмаил Гасанбейли - Несостоявшаяся смерть

Может быть, у него что-нибудь да получилось бы, но те времена для Страны были периодом безмыслия, дойдя до одного из многочисленных перекрестков истории и запутавшись в нем, она не знала куда идти, и решила для поднятия тонуса спровоцировать маленькую заварушку. Но с соседями воевать было бы непредсказуемым и чреватым последствиями, да и дорогим занятием, к тому же тогдашний Самый Большой начальник Страны, страдающий диареей и не в последнюю очередь по этой причине склонный к быстрым решениям, дорожил своей репутацией перед мировым сообществом. Он, по предложению мудрых советников, решил наказать кого-нибудь из своих, во-первых, для профилактики – давно никого публично не наказывали, во-вторых, надо же что-то делать, а то слишком уж долго без дела сидим, ну и чтобы другим неповадно было. В Стране подобные дела практиковались, но обычно на уровне высовывающихся личностей, трудовых коллективов, претендующих на то, на что не полагалось претендовать, а вот на уровне народов, подобное, как Самый Большой это называл, мероприятие проводилось впервые. Выбор пал на Остров – народ тут был известен импульсивностью, да и бывший посол не должен был подвести – был в доску свой. Все же не стали его предупреждать, отключили электричество, в течение нескольких дней люди оставались без воды, газа, транспорта, света, горячей пищи, радио, телевизора и даже газет – ведь все на электричестве работало. Народ, как водится, начал роптать. Тогда пустили слух, что всю энергию мистическим образом высосали соседи, когда же самые любопытные собрались и пошли разбираться, объявили это бунтом. Параллельно Самый Большой начальник Страны выступил на съезде слесарей турбинных котлов и заявил, что, по его сведениям, на Острове окопались инопланетяне с невероятно злыми намерениями, ничего не стал по этому поводу предлагать, только многозначительно крикнул в зал, мол, мы этого так не оставим.

Так вот, когда мероприятие то ли по подавлению бунта, то ли по выявлению инопланетян началось с участием отборных армейских частей, тяжелой техники, химических войск и прожекторных войск (дело было зимой и рано темнело), но без применения стратегической авиации и ядерных бомбардировок, любитель бананов позвонил Самому, чтобы спросить, должен ли он сопротивляться – помнил, что в подобных случаях в банановых республиках сопротивлялись. Трубку взяла секретарша, выслушала вопрос и замолчала. Тот, прислушиваясь к молчанию телефона в течение тридцати восьми минут под звуки выстрелов, детского плача, предсмертных криков соотечественников, решил действовать самостоятельно. Собрал подчиненных, кого на тот момент можно было собрать, объявил, что все происходящее – Большая Политика, что никто не имеет права в такой ответственный для родины момент сидеть сложа руки, и просил всех сохранять спокойствие. Как можно было сохранять спокойствие под непрекращающимся артобстрелом, объяснить не успел: его по высшему приказу вызвали в срочном порядке в ближайшую военную базу и вывезли в Столицу.

Операция прошла более чем успешно: жертв оказалось столько, сколько планировалось, цели практически были достигнуты, все было сделано аккуратно – убитые так и не поняли, что они убиты, раненым оказали своевременную медицинскую помощь, пропавших без вести быстро пересчитали и по ним оперативно отчитались, чтобы никому в голову не пришло их искать, в общем, народ особо не пострадал, к тому времени, как основная масса населения проснулась, вся кровь с улиц, крыш, окон была смыта, а солдат переодели в мирные одежды. Не была достигнута лишь одна из целей операции – чтобы другим неповадно было.

А бывший посол, когда пришлось подать в отставку в интересах Большой Политики, почувствовав, как ему от этого полегчало, решил уйти со всех своих постов, бросил свои почетные звания, общественные должности, сдал ордена и медали в ближайший музей и подался в театралы. Отпустил длинные волосы, бороду а-ля «морской волк», стал носить на среднем пальце левой руки громадный перстень с надписью «Ищу», которую придумал сам и очень этим гордился. По большому счету, особых перемен в нем не произошло, бывший посол и раньше был склонен к эксцентрике, единственно, что в нем удивляло, это нежелание что-либо рассказывать о своем прошлом. Складывалось впечатление, что он все забыл, причем амнезия обнаружилась еще по пути в Столицу. Так и прожил всю оставшуюся жизнь в абсолютно безмятежном состоянии.

Точно так же забыли и о нем. Спустя всего пару дней после его вынужденного ухода с должности на Острове никто – ни подчиненные, ни те, кого считали его друзьями, ни тем более население – не помнил о нем ничего. Было начисто забыто время, в котором бывший посол руководил страной, но непостижимым образом через несколько лет у жителей проснулась ничем не объяснимая любовь к бананам, такая, что авторитетные международные эксперты именно их объявили лучшими специалистами по этому представителю заморской флоры.

Следующим предшественником был единственный чиновник Острова, который в дни «заварушки» находился в служебной командировке за границей и таким образом оказался вне любых подозрений. Нет, никто никого винить не собирался, многие начальники даже кровь со своих одежд смывать не стали, мол, мы тоже там были, но из чисто формальных соображений решили не рисковать – достойных на высшую должность было немало, но лучше взять того, кто чист по всем показателям. Времена наступали непростые, среди населения нет-нет да и находились те, кто заявлял о своем существовании вслух.

Новый избранник надежды высокого начальства оправдал, свою инаугурационную речь начал и спустя три часа восемнадцать минут закончил выражением «Жизнь продолжается». Мол, убитые убитыми, раненые ранеными, а пропавшие без вести вовсе не известно где бродят, погуляют, – придут, никуда не денутся, а вот мы, невзирая ни на что, должны продолжать дело своих отцов. Какое дело, не стал уточнять, хотя всем как раз это хотелось узнать, отцы-то дел натворили порядком, но выражение быстро стало крылатым. По всему Острову среди чиновников началось соревнование, кто чаще использует эти два слова в своих речах, некоторые и во сне их повторяли, тем более, что жизнь, и правда, продолжалась. Но автор слов, будучи не лишенным творческой жилки, на этом не стал останавливаться, объявил сорок дней траура по погибшим, в течение которого, как он говорил, мудрый народ не должен себе позволять лишних вопросов, и предложил жертв трагедии, как самых дорогих покойников и национальных героев (хотя среди убитых было несколько годовалых детей, беременных женщин и вот-вот собиравшихся умереть своей смертью глубоких стариков), похоронить в Столице, чтобы удобнее было посещать их могилы. Кладбище разбили посреди города, прямо напротив Набережной и той точки в море, где когда-то стояла Блуждающая буровая установка, записали его в места паломничества и объявили обязательным для посещения всеми, кто приезжал на Остров. В день сороковин, когда высокопоставленные и не очень ораторы, известные писатели и поэты (композиторам и художникам, как любимчикам предыдущего Самого, слово не стали давать), сменяя друг друга на тщательно сымпровизированной трибуне, объявляли виновной в происшедшей трагедии какую-то третью, стороннюю силу, намекая, что в отношении окопавшихся на Острове инопланетян Самый Большой, хоть и отчасти, но был прав, так что следует продлить время траура до года на тех же условиях, что и до этого, то есть, исключающих любые протесты, тем более митинги, демонстрации и шествия. Если не углубляться в подробности, то все свелось к тому, что, конечно, забыть трагедию не удалось, но общими усилиями из нее сделали акцию, каждый год отмечая день, когда она произошла, как черную дату в жизни Страны, а через несколько лет этот день объявили праздником Пробуждения народа, спустя пару десятилетий народ и сам поверил, что он когда-то просыпался.