Алексей Козлов - Золотая крыса. Новые похождения Остапа

– Не знаю! Ничего не знаю! – ответил Шура, – Что же делать?

– Что-что? Становиться лучше, напористее, наглее! Открывать новые горизонты! В этом человеке всё было прекрасно – и одежда, и душа, и чувства, и мысли! Он был не так прост! Он словно хотел заглянуть в дебри зазеркалья! Это не та знаменитая статья, в которой он поносил русскую интеллигенцию за сутяжничество и эгоизм. Это другая статья! Здесь он подлил чуть-чуть елея в большую бочку дёгтя! Он смотрел на судьбу провинции глазами пророка и судьи. Он пророчил ей быстрый и страшный конец! Своё открытие он совершил в в баптистерии святой Осмениды Болшефальской, главной девы-мироносицы Бучурлиговки. Говорят, что она где-то здесь захоронена, но могилу затеряли в годы революционного лихолетья.

– Хорошо! – сказал Шура.

– Что хорошо?

– Что затеряли! Если в провинции что-то не затеряли и не украли, там что-то не так!

– Как вы думаете, Шура, если все враги мирового прогресса ополчатся на непререкаемые святыни человечества и начнут кровавый поход против истины и правды, стоит ли нам падать духом и сдаваться?

– Вы шутите, Остап Ибрагимович? – спросил Шура, с беспокойством поглядывая то на Остапа, то на пробегавший мимо грустный ландшафт, – Я не понимаю, о чём вы говорите!

Они проехали длинный мост и повернули на просёлочную дорогу с многочисленными богатырскими развилками. Машина стала трястись, как больной в горячке. Водитель матерился, одухотворяя почти каждую кочку и нарекая каждую каким-нибудь неприличным именем. Все кочки у него были суками, бл… или шлюхами.

Белая толстая рука с выколотой на ней якорем, до того лежавшая на руле, как белая подушка, хлопнула по клавише и включила в машине радио. Из него сразу же понеслись бесконечные заунывные афганские песни, которые судя по выражению лица хозяина машины, тот любил нешуточно.

В полуоткрытом бардачке, куда вскоре после этого потянулась рука в поисках сигарет, лежала пачка презервативов, плотно перетянутая чёрной резинкой, фотография круглолицей простоватой женщины в платке, должно быть матери героя, чётки и большой, светлого лака деревянный крест.

А хорошо ведь человеку в дороге! Гоголь только и мог жить в дороге, в дороге он приободрялся, расцветал, предавался смеху и счастливой фантазии, расфрантившейся новыми идеями и образами. А дома начинал сначала хандрить, предаваться унынию, а потом и вовсе впадал в чёрную меланхолию. И впадая в чёрную меланхолию, кромсая и сжигая романы, он продолжал мечтать о других странах, потрясающих видах и таинственных незнакомцах посреди пути. Мечтать о виде на Колизей и маленьких кофейных вдоль Аппиевой дороги. Я не могу себе позволить такой роскоши! И поэтому, только появись такая возможность, к примеру, жалобно испросив стипендию у императора, Гоголь тут же садился в удобную бричку и приказывал кучеру погонять что есть силы, дабы побыстрее покинуть любимую родину и погрузиться в иную действительность. А ведь не бедняк был, помещик. Интересно, что бы он чувствовал, попади ему в руки хороший лимузин, несущийся вдоль полей Фландрии или на худой конец вдоль виноградников Южной Германии уж куда быстрее любой брички? Наверно задохнулся бы от счастья, и строчил бы, строчил, и весело бы бежало его перо по бумаге! Эх, недолга! Нет человеку счастья на земле. Ждёт его душа чуда, надрывается ожиданием, верит в мечту. И обламывается горем или бедой.

Но это – потом.

А пока хорошо мчаться в автомобиле сквозь время и пространство, ощущая кровь в жилах и ветер в шевелКеше. Человек, путешествующий по бескрайним степям Старобыдлова, никогда не задумывается, что происходит на его родной планете. А уже давно на ней не происходит ничего хорошего. Недавно на земле было три миллиарда человек, через два дня – пять, а сегодня в семь утра – уже семь миллиардов гавриков дружно вышагивают по планете, бьют в барабаны, требуют прививок от коклюша и оспы, еды и одежды. И им так нравится жить, что мне порой становится страшно.

Живут новые поколения, и им нет дела, что ходят они по останкам своих предков, забыв об их бедах. Ничего им не надо помнить, и никто им не напомнит о былом.

Что-то неспокойно в мире. Что-то вибрирует под полом, содрогает стены и потрясает потолки, грозя обрушится на хрустальные вазы и столовое серебро. Земля вибрирует под нами. По всей видимости, как сказала Ванга, дело идёт к большой войне. Газеты пестрят сообщениями с театра боёв в Сирии, в Афганистане пылят американские броневики и шумят истребители, посылая ракеты в сторону гор, вышел новый боевик с Чаком Чмуром в главной роли, а в Фергюссоне заварилась феерическая полицейская каша. Там убили негра. Кто знает, что такое «Лесные братья»? О, лучше не знать ничего об этом! Лучше закрыть от этого свежей газетой со светской хроникой. И хотя жаркая молитва Павла Петровича о возобновлении расовых столкновений по всей Америке, увенчанная толстой свечкой возле импровизированного гроба Всех Империалистов, пока не сыграла, но ещё не вечер, как утверждает его сосед Пётр Павлович.

Так что же чувствует человек, путешествующий в Старобыдловской степи? Ничего он не чувствует. Ну, кроме краткой и преждевременной радости, что население его Земли достигло аж семи миллионов двуногих, сражающихся друг с другом за право существовать и размножаться, и некоторых из них можно обмануть. Рядовой житель степной зоны, наученный горьким опытом экономических вакханалий последних лет, не задумывается над моральными императивами. Не до того ему! Едва ли он замечает красоту степи весной и мрачное величие её просторов – зимой. Едва ли замечает мрачные низкие облака на горизонте. Он даже слов-то таких не знает, честно говоря.

Да и автор, честно говоря, тоже мало в этом разбирается, и играет в моральные императивы или в долбаную амбивалентность только из тщеславного чувства прослыть наконец умным человеком. И едет наш путешественник в даль светлую вовсе не как легкомысленный турист в Барселону или Рим, дабы спустить свои денежки, а как потерянный, ошарашенный жизнью гастарбайтер, выкинутой из привычной жизни на поиски куска хлеба. Нет, даже не так, он едет на поиски не куска хлеба, а денег – волшебной, желанной подавляющим большинством и доступной немногим субстанции. Хотя признаться в том, каков истинный бог человечества способны далеко не все, предпочитая врать с три короба, что деньги – сущность ненужная и преступная, и библия много лучше любых денег. Врёт, врёт он напропалую! Ибо знает, что если Божественные Библии довольно часто и совершенно бесплатно раздают на улицах, то деньги на улице никто раздавать не будет! И за библии они не будут рвать глотки друг друга! Желанный шелест купюр или звон монет легко способны одурачить, охмурить и извлечь человека из его родного гнезда, окружающего хозяина относительной безопасностью и комфортом и бросить в бурный водоворот событий, которые потом вспоминаются ему с ужасом, стыдом и смехом. Там, в царстве наглого обмана, круто меняется его сущность, сгорают мечты и предрассудки, черствеет и ожесточается сердце и отлетают последние мечты. И там его путь труден и тернист, полон страданий и зла. И он не знает и не хочет знать, что путь этот и исход его предрешён ещё до его начала. Откроем кулису. Нас ждут удивительные приключения.