Андрей Скаржинский - На войне и в любви. Фронтовые письма

Знаешь, дорогая, мне пришлось видеть много смертей, много товарищей, друзей умирали на моих глазах. К этому нельзя привыкнуть, но всё же относишься более спокойно, чем в начале войны. Но на этот раз меня перевернуло наизнанку.

Вот сейчас пришёл домой, устал, порядком вымок, а главное – до сих пор не могу себя, как следует, взять в руки. Прибегаю к единственному, что может успокоить – к тебе, любимая моя.

Перечитывал твои милые письма, долго смотрел фотографии (какая всё-таки ты худенькая, Оленька моя дорогая; я так не хочу). И легче на душе стало. Кстати, и письмо твоё – от 5.II, и Щедрин с Байроном подоспели. Спасибо, роднушка.

Снова думаю, какое это большое счастье – любить, иметь такого друга, как ты. Не будь тебя, к кому бы я мог обратиться со всем, что на сердце, на душе? К маме? Ей всего не напишешь. Олег – мой бывший поверенный, далеко. Судьба послала мне тебя – мою радость, моё счастье, мою любовь. И сколько сил, энергии, сколько жажды к жизни вызываешь во мне ты. Хороший, бесценный друг мой.

Так же, как и ты, не имею ни малейшего желания пользоваться услугами почты и впредь. Предпочитаю общение с живыми людьми. Ты обещаешь при встрече всё сказать. Боюсь, что я тебе ничего не скажу. Тем более, что ты словам не веришь, письма у тебя больше в доверии (есть в этом что-то). Я тебе ничего говорить не буду и когда приеду. А то ещё разлюбишь!

Наверное, я бы не сказал тебе так много, если бы имел счастье сразу с тобой говорить. Ты слушать не стала бы, а я произносил бы фразы о погоде, луне, геологии и кончилась бы вся эта история тем, что прогнала бы ты меня с глаз долой. Я, так же, как и ты, рад, что мы узнали друг друга в письмах.

Теперь я знаю, что ты вовсе не такая строгая, как кажешься на фотокарточках (и не только), только не знаю, хватит ли у меня храбрости расцеловать тебя так, как об этом мечтается. Наверное, нет. В письмах, мечтах я здорово храбрый, а на самом деле – не знаю.

Голову свою я никуда не подставляю. Она сама иногда подставляется. Но чем я гарантирован, что в тебя тоже не попадает кусок железа?

Ещё маленькое объяснение – «Федька». Видишь – у меня большинство товарищей люди или уже в летах или моего возраста (тоже в летах). А некто Федор Федорович Семенов – помоложе меня на целых пять лет. Вырос паренёк хороший, с хорошей честной, упрямой натурой. Но в отношении, так сказать, житейском – сплошная наивность. Ругаемся мы с ним напропалую – это я его воспитываю, но и друзья мы – водой не разольёшь. Характер у него бурный, деятельный, парень всё время ищет истины, ищет прямых чистых путей в жизни, за тебя – помнишь? – чуть не «врезал» мне по его терминологии. Но где найдёшь эти прямые, чистые пути в наших условиях? Кругом кровь, смерть, о прочем – и не говорю. Вот и мучается. А «Федька» – это любя, это проклятая привычка, так дорого мне стоившая. Если Черкасов ещё на вашем фронте бывает у вас в политотделе, расспроси у него о нас, Прокофьевиче, Ник. Кузьмиче, Федьке, о Фёдоре Егоровиче Олькове – он их хорошо знает. Будешь иметь полное представление о том, в каком обществе я вращаюсь.

Хорошая моя, сегодня ограничусь этим. Сейчас вместо ручки вооружаюсь другим оружием и начинаю громить фрицев. Проклятые, сколько горя принесли они на нашу землю.

Будь здорова, родная. Обязательно тебе поправиться надо. Обо мне не волнуйся, пока ты меня ждёшь, все будет хорошо.

Крепко, крепко целую.

Ольга – Глебу

10 декабря 1944

Дорогой Глеб!

Премного благодарна Вам, сударь, за утешение – обещание праздновать с нами I мая. Глеб, милый, куда же это годится?

Я тебя, черта рыжего, ждать, конечно, все равно буду (никуда от тебя не денешься), но имей же и ты совесть!

Новый год – так и быть – встречу без тебя, а больше – нет, не согласна.

Совершенно ясно, что и в день моего рождения – в январе 1945 – мы не встретимся. (Между прочим, родилась я, оказывается, в один день с Олегом. Только ровно на 10 лет позже. Так сообщила мне Софья Павловна). Значит, праздник по случаю моего 19-летия отменяется до лучших времен, да и какой праздник сейчас, когда столько крови льётся и ещё столько битв впереди.

Глеб, живой ли ты и целый вот в эту минуту? Конечно, живой – ведь я по-прежнему жду. Жду всё сильнее.

Телеграммы, которые ты мне рекомендовал послать Олегу, я естественно не послала. Не послала никаких. Мои телеграммы свою роль уже сыграли: соединили тебя с Олегом и мамой, Олега – с тобой и мамой, маму – со своими сынками. Теперь уж сами объясняйтесь. В этом – обойдётесь и без меня.

Поздравляю тебя, родной мой человек, с наступающим и, конечно, прекрасным Новым годом – годом, который – в этом уже не может быть никакого сомнения – принесет долгожданную победу. Желаю здоровья и счастья, как всегда.

Никол. Кузьм. и всем друзьям передай мои новогодние поздравления и самые хорошие добрые пожелания. Пусть никого из них не коснётся сомнение в том, что его ждут.

Тебе привет и поздравления от Александры Осиповны и всех, кто о тебе знает или догадывается. Как им не догадаться, глядя на мою переписку: ведь почти все мои политотдельцы – старые большевики, разведчики и конспираторы ещё с дореволюционных времен.

А я крепко тебя целую (хоть ты и рыжий).

Пиши ещё больше.

Ольга – Глебу

10 декабря 1944

Глеб, здравствуй ещё раз!

Только что в штабе встретила генерала Вовченко. Помнишь, я тебе писала, что, когда была гостем Политуправления КВО, меня попросили взглядом фронтовика посмотреть на комсомол только что вернувшегося из глубокого тыла училища самоходной артиллерии (почти танковое). Там в это время уже был назначен новый начальник училища – этот самый генерал Вовченко, фронтовик.

Он, видимо, мужик толковый. Сам приехал отобрать себе курсантов. А может и какие-нибудь другие дела занесли его к нам – не знаю. Меня встретил как добрую старую знакомую и даже напомнил, что в ПУ КВО обещали – не без его, оказывается, участия – назначить меня на работу в Политотдел его училища, против чего он не только не возражает, а наоборот: готов сейчас увезти с собой в Киев. У него очень добрые отношения, если не сказать дружба с маршалом бронетанковых войск Ротмистровым. Вместе они воевали под Сталинградом, под Белгородом и Харьковом, участвовали в Курской битве, в битве за Днепр, в Корсунь-Шевченковской операции, так что их дружба сомнений не вызывает. Маршал Ротмистров сейчас заместитель командующего бронетанковыми и механизированными войсками Советской Армии. И генерал Вовченко брался за день решить вопрос о моём переводе.