Татьяна Краснова - Аня. Серия «Знакомые лица»

– И во всем этом виноват я, – подытожил Вадим, круто разворачиваясь в дверях кухни. – Вы бы все хотели, чтобы я пошел назад, на поклон к Зубакову!

– Я этого не говорила.

– Я и так вижу! Пусть об меня вытирают ноги, неважно! И пусть все говорят, что моя жена пошла в уборщицы – тоже неважно!

– Ну да, караулить магазин куда престижней. И можешь не разоряться, я все поняла – надрываться на работе можно, главное только, чтобы это было в рамках приличий. Лучше бы ты ужин приготовил, что ли, если дома весь день. Хотя все равно аппетит пропал.

– А я приготовил.

Вадим уже жалел, что так раскипятился. Взять и показать свою слабость вот так по-дурацки – ведь это он не на Аню рассердился, а сам на себя, на свои бесконечные неудачи. И картошка остыла, надо подогреть… Чайник и сковородка стояли на столе – наверное, с этого и надо было начинать, а разговоры потом. Аня всегда его после работы сначала кормила. И Егора не слыхать – наверное, испугался. Вот черт!

– Идемте ужинать, – позвал он.

Но Аня стояла на пороге:

– Одну вещь не могу найти, наверное, у родителей. Мы там поужинаем, можешь не ждать. Егор со мной, он подружку себе нашел у соседей.

– ЛАРИСА Ивановна здесь?

Аня заглянула в «барский дом», на экспозицию живописи восемнадцатого и девятнадцатого веков, которую они называли старинными залами. Само Благовещенское было гораздо древнее – оно впервые упоминалось в документах еще четырнадцатого века и принадлежало по очереди Ивану Калите, Григорию Пушке, предку поэта, и множеству других именитых русских – вояк, посланников и просто помещиков. В конце концов от целого села осталась только усадьба с церковью, зато церковь была уникальная, а дом – роскошный, почти дворец в два этажа с колоннами у парадного входа, отреставрированный самим Шехтелем. Последним его владельцем был известный московский богач-предприниматель, у которого гостили и Чайковский, и Чехов, и Серов – словом, музею есть чем заинтересовать туристов. Где еще можно увидеть настоящее пенсне Антона Палыча и черновики «Лебединого озера»?

Ларисы Ивановны здесь не оказалось. Аня на всякий случай заглянула во все уголки, но в старинных залах было пусто, только лица благородных дам взирали с портретов на опущенные занавеси, на круглый стол из деревянной мозаики и стулья с резными птицами на спинках – и вслед своим шагам она почти слышала шелест их пышных юбок. Одна из дам, в неповторимой рокотовской дымке, всегда смотрела на нее особенно внимательно. Этот портрет был гордостью коллекции. Аня незаметно кивнула даме и поспешила назад.

– Мурашова в запасник ходила, потом побежала в дирекцию, а после на «конюшню» собиралась, – сказала ей пожилая смотрительница у входа.

И повезло же Ларисе Ивановне, когда она впервые пришла сюда после МГУ! Усадьба оживала, коллектив только набирался, начиналась специализация, и молодым поручали основные средства. Как важно попасть сразу на настоящее дело! Лариса Мурашова взяла бесхозную живопись, которая до семидесятых годов вообще не выставлялась. Все, что сейчас видят посетители в старинных залах – в сердце музея – создано ею с нуля, все интерьеры с их интимностью усадебной жизни, где картины, для таких уголков и писавшиеся, не казенно «выставлены», а привычно живут в согласии с обстановкой…

Приземистое двухэтажное здание в стороне – бывшая конюшня, а сейчас – выставочный зал, где устраиваются новые выставки в отличие от постоянных в барском доме. Аня взбежала на крыльцо.

– Вы здесь! Ну что?

– Как всегда – ничего, – невозмутимо отвечала Мурашова, стремительная и не по возрасту моложавая, с резкими чертами лица и короткой стрижкой. – Как всегда, в толк не возьмут, зачем бы нам покупать полотно Рябушкина.

Самым главным своим делом сама Лариса Ивановна считала вовсе не старинные залы, а собирательство современной коллекции, которым она параллельно занималась все эти годы. Чиновники того времени, конечно, такую задачу перед ней не ставили. Мурашова сама поставила ее, и авторы, которых она тогда отыскивала – естественно, не на официозных выставках, – вошли сейчас в обойму ведущих мастеров. В советские времена приходилось доказывать, что государственные деньги тратятся не зря, и что искусство не бывает местечковым и надо собирать работы не только подмосковных художников, и много чего еще приходилось объяснять и доказывать – но тогда давали деньги. А сейчас их не давали, и уже очень давно, хотя упрямая Мурашова продолжала делать заявки в комитет по культуре. И получать отказы, вот как сейчас.

– Не дали денег, – жестко повторила она. – Обидно, так много хороших вещей, и опять уйдут мимо госколлекций. Ладно, Аня, что нам горевать – нам зато Кудряшова дарят, сейчас звонили.

Рассчитывать по большому счету можно было только на дары – но дары не прекращались. Мурашова была известна, попасть в собрание ее музея считали за честь – и те, кто сотрудничал с ней уже по двадцать лет, и молодые. Только за последние три года прибавилось больше ста работ. Чтобы отблагодарить художников, Лариса Ивановна и затеяла новую выставку, которую они с Аней уже почти подготовили.

Аня четыре года назад пришла сюда на практику, потом – писать диплом. Да так и осталась, прилепившись к Ларисе Ивановне и сделавшись буквально ее тенью.

– Кажется, все готово, – критично оглядев зал с работами братьев Волковых, сказала Мурашова и перешла в следующий, с Белютиным и Поманским. – Здесь тоже ничего. Освещение надо еще раз проверить… Ну вот, а говорили – айсберг, айсберг… Партийные работники мне вдалбливали в свое время, что музей – это айсберг, – пояснила она Ане, – и только вершина должна быть видна. Бог, мол, с вами, приобретайте, храните все это, но не выставляйте. А тогда зачем приобретать? Собрать и поставить в фонды – это одно. А так всегда хотелось выставить!

И хотя Белогорский музей давно не был айсбергом, каждую новую выставку Лариса Ивановна ощущала как личную победу.

– Через две недели можно открываться, – решила она, – приглашения уже подготовлены, только дату вставим. Как раз успеем закончить третий зал. А ты сегодня какая нарядная, во всем новеньком!

– Да это из сундука, – махнула рукой Аня.

Отыскав в маминой кладовке свою дипломную работу для Карины, она вдруг наткнулась на сверток с вещами десятилетней давности, которые бережливая мама, когда-то сказав, что выкинула, на самом деле припрятала. И как это оказалось кстати! Аня примерила джинсы и кофточки, считавшиеся некогда старыми, и они оказались очень даже ничего. Главное, в аккурат! И даже морально вроде бы не очень устарели… А то всю голову сломала: совсем тепло уже, что надевать? Заранее она ничего не любила запасать, и даже босоножки осенью, в еще благополучные времена, выкинула, легкомысленно решив, что потом все купит новое и модное. Кто же знал, что жизнь пойдет под лозунгом «ерунды не покупать»? Ладно, выкрутилась! Конечно, не роскошь, не дама на портрете, но…