Ольга Роговая - Солнце в созвездии Льва

Она помнила, как однажды Аня, после очередного завистливого восклицания, по поводу дорогих золотых побрякушек, завезла ее в маленький магазинчик и показала шикарные украшения, по ценам, доступным даже студентке Василисе.

– Это подделки, но хорошего качества, он фирменных, отличит не каждый.

– У меня есть несколько настоящих украшений, – сказала Аня, – но в основном, я покупаю здесь. Ни одному мужику, и в голову не придет, что на мне могут быть подделки, ну а многие женщины, хоть и догадываются, сами хитрят, так же как и я. Пользуйся, – она широким жестом показала на прилавок.

– Валентин, дорогой!

Аня и незнакомец расцеловались.

– Ты все хорошеешь, – пухлый рот мужчины расплылся в сладкой улыбке.

– Льстишь? – с искренним интересом спросила Аня.

– И в мыслях не было. Констатирую факты, – заверил мужчина, продолжая так же улыбаться. – А это, что за ангел?

Он повернулся к Василисе, внимательно разглядывая ее лицо, будто хотел увидеть сквозь маску.

– Познакомьтесь. Моя подруга Василиса. Пока студентка художественной академии, но очень талантливая. Уже сейчас ее копии голландцев от оригинала только специалисты отличают. Рекомендую.

Василиса вспыхнула. Ей не понравилось, что Аня пиарит ее этому толстяку.

– Удели ей немного внимания, я скоро.

Попросила Аня и тотчас ушла, лавируя между людьми, как спортсмен, огибающий препятствие. Какой-то стройный брюнет остановил ее, поймав за руку, она улыбнулась, что-то сказала, потом рассердилась, строго ответила, пошла дальше. Василиса даже не успела ничего сообразить и испугаться, как осталась одна в незнакомой компании.

– Такая молодая, красивая, да еще и художник.

В его голосе Василиса уловила снисходительные нотки. Он галантно поцеловал у Василисы руку, подвинул ей стул, уселся рядом и сам.

– Как зовут хозяина дома? – спросила Василиса, слегка наклонившись к нему.

– Черный Принц, – так же на ухо, ответил он.

– Принц? Это псевдоним?

– Да. Он поэт. Ты не читала его стихов? – И, видя Василисино отрицательное движение, посоветовал: – прочти, есть забавные.

– В советское время…

Начал он, но в это время к ним подошла девушка и подносом в руках, на котором стояли маленькие чашечки с темным напитком. Валентин взял чашечку. Василиса хотела отказаться, но потом увидела, что абсолютно у всех гостей в руках такие чашечки, и тоже взяла. Наверное, кофе, решила она. В такой поздний час не помешает.

Отпив глоток, Валентин продолжил прерванную фразу:

– Правительство прекрасно понимало, что одними репрессиями и насилием заставить всю страну работать за примитивное вознаграждение нельзя, поэтому наряду с обязательной трудовой повинностью, создавались фильмы, писались книги, картины о бескорыстном труде, на благо Родины, где простой парень надрывался у доменной печи, а молоденькая девушка, пахала в проливной дождь на тракторе. У проходной каждого завода, конторы колхоза, цеха стояли доски почета, стенды с фотографиями, а часто и написанные художниками портретами передовиков производства. Каждый цех, маленькая конторка, не говоря уже о больших предприятиях, имела штат художников.

Василиса с удивлением смотрела на незнакомого мужчину, который явно хотел привлечь ее внимание, он тщательно подбирал слова, будто боялся, что она не поймет или поймет неправильно. По мере того, как он говорил, росло его воодушевление, с каждой секундой, он становился все более красноречивым.

Вот привязался со своими рассуждениями, думала Василиса. Она закрыла глаза, а потом медленно их открыла, надеясь, что за это время надоедливый болтун исчезнет, но он сидел на прежнем месте и продолжал разглагольствовать:

– При социалистическом строе у человека творческой профессии имелось множество преимуществ перед другими: он мог позволить больше чем директор завода – поспать подольше, где-то подработать, а уж если выезжал за границу, то возвращался королем. Зарплату в 120–200 рублей, платили даже художником оформителям. Что уж говорить о членах «союза художников», которые получали запланированные заказы.

Эта сумма ничего не говорила Василисе, родившейся уже после перестройки, и она, потеряв всякую надежду, что он наконец-то заткнется, поискала глазами Аню.

– Но мир изменился и продолжает меняться буквально на наших глазах. Теперь, когда в основе любого труда лежат деньги, потребность, запугивать, уговаривать и приукрашивать отпала, и, как следствие, исчезла надоность в огромном штате работников, которые этим занимались. Что бы подняться до высот Боровиковского, нужны огромные деньги и связи. Талантливых художников больше чем надо, а заработать творчеством могут единицы. Проще пойти в модели, менеджеры, продавцы. Почему же ты выбрала именно эту профессию?

Пока он говорил, Василиса тоже отхлебнула большой глоток из чашки и замерла. Это было что-то невообразимо. Напиток был вязким, тягучим, сладковато – горьковатым, даже слегка солоноватым и невероятно противным на вкус.

Неужели у него тоже в чашке, что и у меня? – подумала Василиса.

Она держала во рту отвратительную жидкость и не знала, куда ее плюнуть. Валентин смотрел ей прямо в глаза и ждал ответа. Не придумав ничего лучшего, она проглотила. Ее затошнило сразу.

– Мои родители работают реставраторами в Третьяковке, – с трудом разжимая челюсти, произнесла она, стремясь обрести привычную уверенность, – но…

– Это все объясняет, – перебил ее Валентин.

Василиса хотела сказать, что очень любит рисовать, рисует с самого детства. И не просто рисует, а не представляет себе другой работы, что она будет рисовать, даже если ей не будут платить за это деньги, но Валентин ее уже не слушал. Из сказанного Василисой, он сделал свои выводы, и дальнейшее пояснение его не интересовало, снисходительные интонации исчезли.

– Ты сразу произвела впечатление разумной девочке, не способной на необдуманные поступки. Все происходящее в жизни справедливо. Когда таким как ты, избранным, Бог дает талант – это высшее благо. Если талант достается слабому, ничтожному человеку – это наказание. Желание быть лучше всех, но отсутствие денег, связей, а главное, энергии для реализации своих возможностей приводит к неудовлетворенности, депрессии, и конечному итогу – самоубийству.

Василиса поставила чашку с недопитым напитком на стол. Никакая сила не смогла заставить ее сделать еще один глоток. Она протянула руку за виноградинкой, но передумала, и отломила кусочек хлеба, положила в рот. Челюсти немного отпустило, но спазмы в желудке не проходили. Василиса сделала глотательное движение, стараясь прекратить приступ тошноты.

Теперь, она стала согласно с его рассуждениями, и ей даже стало приятно, что он назвал ее «избранной».