Валерий Сурнин - Из грязи в князи и обратно

Родителей Кости Себякина величали простыми именами. Мать – Фаиной, так ее все звали в школе. Или Фаиной Мироновной, так обычно к ней обращались молодые соседки и муж, после того, как в очередной раз отбывал наказание за пьяный дебош, и его отлучали от семейного ложа на неопределенное время.

Отца приемного малыша звали еще проще, чем мать – Владимир. А полностью Владимир Ильич. Но все, кто был в окружении электрика, звали его просто Ильичём.

Фамилию родители Кости также имели незатейливую – Себякины. А это значит, что появившийся на свет мальчуган вскоре стал Константином Владимировичем Себякиным.

Закрыв от удовольствия глаза, Костя пил молоко из бутылочки. А его приемные родители с умиленьем глядели на него и, конечно же, не могли предположить, что через сорок с небольшим лет их приемного сына будут с опаской и за глаза называть «СКВ». И что эта самая «СКВ» станет критерием состоятельности для многих, в том числе и для их сына.

Пока же, позавтракав молоком, Костя спал безмятежным сном в комнате семьи Себякиных под стук колес проходящих поездов.

Родители малыша, Ильич и Фаина, были очень разными. Фаина – подвижная, моторная, если не сказать нервная женщина с круглым симпатичным лицом, на котором выделялись коричневые глаза и яркие даже без помады губы. Небольшой рост в сочетании с большой грудью и широкими бедрами придавали Фаине соблазнительность и привлекали внимание мужчин.

Однажды в еще молодую уборщицу влюбился врач родильного дома, недавний студент медицинского института. Но ухаживания и серьезные намерения гинеколога оказались тщетными. Фаина Себякина была верна мужу и всегда резко пресекала всяческие попытки представителей сильного пола оказывать ей знаки внимания.

Мать Кости была женщиной доброжелательной, умеющей при минимуме материальных возможностей создавать и поддерживать в доме семейный очаг.

Ильич был полной противоположностью супруги. Высокий, худой и хмурый мужик с непримечательной внешностью. Он был, как правило, немногословен и не улыбчив. Но стоило Себякину выпить двести граммов водки или самогона, как он преображался.

Нельзя сказать, что Владимир Ильич при этом становился душой компании, но то, что спиртное добавляло ему радушия и веселости, было бесспорно.

Вот к таким людям и попал маленький Костя. Жили Себякины, как и большинство советских семей в пятидесятые годы, в коммунальной квартире. Дом был старый, полуразрушенный, с печками. Но наличие комнаты, пусть и с многочисленными соседями, было везением. И Фаина, по-своему, была довольна. Она могла приготовить еду на общей кухне, постирать и даже иногда помыться горячей водой.

В небольшой комнате детская кроватка заняла место стоящего раньше у стены сундука с одеждой. Сундук же пришлось вынести в сарай, приспособленный для хранения дров и угля, лампочек и провода. Их Себякин приносил с работы. Лампочки Ильича Фаине нередко удавалось по сходной цене продавать школьному завхозу или, по старой памяти, в роддоме. Тем самым она пыталась слегка улучшить материальное положение семьи.

Люди военных лет и времен правления Сталина, супруги Себякины были бережливы и осторожны в высказываниях. И только у себя в комнате, после выпитых для аппетита нескольких стопок самогона, они позволяли себе критиковать местную городскую и партийную власть, а также своих непосредственных начальников.

Конечно же, сочетание исторических имен – Фаина и Владимир Ильич, окружающими, особенно соседями, часто использовалось для ироничных высказываний, в основе которых было всем известное событие, связанное с покушением Фаины Каплан на Владимира Ильича Ленина.

Однако привыкшие к подобным репликам Себякины уже давно на это не обижались, привычно повторяя фразу: «Чего-нибудь новенькое придумайте!»

… Костик (так звали его родители), рос здоровым, симпатичным и, не в родителей, крупным мальчиком. В детском саду он научился читать по слогам и считать, что выделяло его среди других детей и повышало авторитет перед Фаиной и Владимиром Ильичом, которые на двоих имели восемь классов образования.

В школу Костя пошел с охотой и желанием учиться. Находясь под постоянным присмотром матери, но уже в семь лет очень стесняясь того, что она работает уборщицей, Себякин стал постигать азы образования.

Учился он без троек и был твердым «хорошистом», как говорил классный руководитель – учитель физики Петр Фомич Нейман – на родительских собраниях.

Страной в это время руководил «лично» Леонид Ильич Брежнев. Продовольственных товаров не хватало и «десанты» жителей Долгого, периодически «высаживаясь » в Москве и Ленинграде, штурмовали в этих городах гастрономы. Впрочем, туалетная бумага, зубная паста, носки и прочие «излишества» быта также были в большом дефиците. Но бесплатное образование и медицинское обслуживание, определенные социальные гарантии скрашивали в основном бедную жизнь людей.

Вот и взрослые члены семьи Себякиных в целом были довольны развитым социализмом, но иногда у себя в комнате все же гневно выступали с резкой критикой, как Брежнева, так и правительства.

Перспектив получить отдельную квартиру в ближайшие годы они не имели, а заработанных Фаиной и Владимиром Ильичем денег едва хватало на неприхотливую еду и дешевую одежду.

В пятом классе Костя Себякин понял, что он обречен влачить жалкое существование, носить по несколько месяцев две старые, застиранные рубашки, стоптанную обувь, купленную по случаю у спекулянтов, и неоднократно заштопанные матерью носки.

Родители его быстро старели, но своего социального положения и места в обществе изменить не могли. Отношение к ним со стороны окружающих, как все чаще замечал Костя, было снисходительным, а порой и пренебрежение сквозило в поступках и словах людей, имеющих дело с уборщицей Фаиной и электриком Ильичем.

Однажды Костя пришел из школы раньше обычного (отменили два урока из-за болезни учителя). Дома он застал отца. У Владимира Ильича был «отгул» и он, пребывая в легком подпитии, сидел за столом, уставленном бутылками спиртного и закусками. Папа- электрик находился в окружении трех мужиков в мятой одежде, которые шумно, что-то обсуждали.

– О, подрастающее поколение! Привет, Костик! – закричал старший Себякин, пытаясь встать из-за стола.

Мальчик смущенно поздоровался с гостями и выскочил из комнаты. Ему почему-то было очень стыдно за отца. Щеки у Кости горели, сердце учащенно билось. Он заперся в туалете и, едва сдерживая слезы, стал думать, что делать дальше.

Владимир Ильич стучал в дверь и требовал, чтобы сын быстрее выходил: