Валерий Сурнин - Из грязи в князи и обратно

Конечно, в мечтах Костя видел себя богатым и успешным, в отдельной квартире с телевизором и телефоном. Он видел себя директором магазина или начальником железнодорожной станции. А то вдруг загорался желанием служить на флоте морским офицером…

Но приходя домой и глядя на отца, лежащего на неприбранной постели, Костя с тоской садился за стол, чтобы успеть до ужина сделать уроки. В эти минуты он понимал невозможность осуществить свои мечты.

Но бывали мгновения, когда он начинал верить в светлое будущее.

«Все у меня получится!» – засыпая, порой думал мальчик и улыбался этой мысли.

В тусклых, одинаковых для семьи Себякиных буднях, пролетели три года. Нет, конечно же, были и праздничные дни. И 7 ноября, в праздник Великой Октябрьской Революции, и 1 мая, в день солидарности трудящихся, в Долгом все дома были украшены красными флагами, а улицы – растяжками и плакатами, прославляющими КПСС, мир, труд…

Но Косте, считавшему себя уже совсем взрослым человеком, мужчиной, жизнь даже в такое оживленное время казалась скучной и однообразной. Он все больше замыкался в себе. Однако в классе Костя Себякин был на виду. Он пользовался успехом у одноклассниц и даже у молодых учительниц. Не по годам высокий ростом, хорошего спортивного телосложения, с обаятельной улыбкой и голубыми глазами Костя мог уверенно себя чувствовать в любом женском обществе. Но он этого еще не осознавал, а дурное настроение между тем все чаще овладевало им.

В конце августа, когда Фаина Мироновна, изыскав последние финансовые возможности, купила Косте все необходимое для школы, и, казалось бы, сын должен был быть доволен, он сорвался.

За ужином Костя неожиданно стал атаковать отца вопросами. Уже несколько месяцев Себякин-младший обращался к родителям, не называя их «папа» и «мама». При этом речь его была насыщена всяческими колкостями и неуважительными фразами. Вот и на этот раз Костя задавал вопросы грубо, не глядя на Владимира Ильича:

– Ты же хотел меня в Нахимовское училище отдать? Чего не отдаешь? Опять по пьянке все забыл?

– Костик! – с негодованием в голосе вступилась за мужа Фаина.

– Да ладно-ладно, мать! Он по-другому не умеет говорить, – положив руку на плечо жены, необычно тихо проговорил Владимир Ильич.

– Что не отдал тебя в училище, спрашиваешь? Причина одна: все это стоит денег. На дорогу, на питание, на… На еще черт знает что! Вот и приятель мой все к деньгам свел. Обещал помочь, а потом видно заработать на помощи захотел. Такую сумму назвал, что мне дурно стало! Мы с матерью таких денег отродясь не видали. Не умеем мы их добывать в таких количествах. Что ж теперь делать? Вот выучишься, покажешь нам, как большие деньги зарабатываются. Да вот вряд ли, Костик, помощи от тебя дождешься!

– А зачем вам помощь?! Бутылку водки, консервы да морковку можно хоть каждый день покупать даже на ваши гроши. Мать метлой машет, ты лампочки со склада таскаешь – все довольны! А я? Почему я должен в нищете всю жизнь прозябать? Зачем вы меня рожали, если обеспечить нормальное существование не можете?

Вот отдали бы в Нахимовское или Суворовское училище. Было бы всем легче. Нет денег? Так занял бы у своих собутыльников, – зло выговаривал Костя, не обращая внимания на испуганное выражение лица матери, которая даже привстала с табуретки при фразе «зачем вы меня рожали?!»

Наконец Костя закончил свою речь и, опустив голову, стал ждать криков и ругательств в свой адрес. Но бурной реакции родителей не последовало.

Владимир Ильич молча жевал хлеб, и желваки на скулах его худого лица ходили то ли в такт жевательным движениям челюстей, то ли от едва сдерживаемой злости.

Фаина все с тем же испугом на лице, стояла согнувшись у стола. Молчание длилось несколько минут. Его нарушила мать Кости. Женщина глубоко вздохнула и с дрожью в голосе произнесла:

– Ой, Костик! Как же ты так можешь говорить? Мы же с отцом делаем все для тебя, что можем. И ты не хуже, чем твои одноклассники обут и одет. Я ведь вижу в школе. Кто-то может и лучше одевается. Но мы стараемся. Всю жизнь горбатимся, чтобы у тебя все было. Я очень огорчена, сынок. Стыдно-то как!

Фаина Мироновна встала из-за стола и, прикрыв лицо руками, отвернулась к стене.

Отец с неприязнью посмотрел на Костю и, покачав головой, оказал:

– Спасибо, сын. За все спасибо! Я не знаю, как мы будем дальше жить, но твои претензии к матери и ко мне… Когда мы тебя решили взять из…

Владимир Ильич осекся. Увидев, как резко обернулась Фаина и приложила палец к губам, он все понял и, покряхтев, продолжил:

– Короче, возможно, ты и прав. Не знаю. Я жил еще хуже в твоем возрасте, еще беднее. Такая видно судьба у Себякиных. Так уж на роду нам всем написано: кто-то живет в достатке, в богатстве, а кто-то… Может, когда-то тебе все же повезет, и ты выбьешься из грязи в князи! Мы с матерью в это верим.

Замолчав, Себякин-старший закрыл глаза. Костя сидел неподвижно, уставившись взглядом в кровать. Лицо у него побледнело, на лбу появились капельки пота, а губы слегка подергивались. Неожиданно он резко встал, опрокинув табурет, на котором сидел, и выбежал в коридор.

Владимир Ильич тихо выругался и достал из-под кровати маленькую бутылку водки. Четвертинку или «чекушку», как ее прозвали в народе.

В сентябре Костя Себякин пошел в школу возмужавшим за лето, в новом вельветовом костюме. Несмотря на возраст, он уже был маленьким мужчиной. Он все больше был непохож на своих родителей.

…В девятом «Б» писали сочинение. Второе сочинение после летних каникул. С первой темой «Как я провел лето» все справились успешно. Почти одинаковые по содержанию письменные работы отличались лишь количеством ошибок, да почерком. Вторая тема была более трудной и дипломатичной. С некоторым неудовольствием к ней отнеслись почти все. Костя Себякин даже привстал за партой, когда увидел на доске название сочинения «За что я люблю своих родителей?»

Он отложил ручку и тетрадку в сторону и стал демонстративно смотреть в окно.

– Себякин, а ты почему не пишешь? – задала Косте вопрос учительница русского языка и литературы Ирина Олеговна Панфилова.

Ирина Олеговна была молода и красива. Она очень нравилась Себякину.

Он любил ее той мальчишеской любовью, которая могла привести к неадекватным поступкам с его стороны и заставляла учащенно биться сердце, когда девушка с улыбкой смотрела на Костю.

Панфилова видела, как Себякин смущался, разговаривая с ней, и как он пристально смотрел на нее, когда она что-то объясняла на уроке. Это были взгляды не ученика, а влюбленного юноши. Девушка чувствовала это.