Наталья Низамудинова - Пещера Тимура

– А, знаешь, нас этим летом на практику отправляют…

– Куда? От-прав-ля-ют… – испугался Костик.

– Кого – куда… в Москву, в Ленинград, в Прибалтику… – Сашка прищурилась и выпустила длинную струйку дыма.

– А ты? – выдохнул Костик

– Я, наверное, в Таллин запишусь.

– А кто никуда не запишется?

– Здесь останутся. Будут свой факультет ремонтировать.

Костику захотелось схватить Сашку в охапку и заорать диким голосом: – «Не-ет!! Никуда не поедешь!! Два месяца!! Это же – вечность!!». Но представив ее в 40-ка градусной жаре, таскающую ведра с раствором, штукатурящую стены 8 часов в день, вместо того, что бы гулять по западному городу и плавать в Балтийском море, Костик отчаянно понял – придется потерпеть, подождать, но не лишать ее возможности вырваться почти за границу! Когда еще такая возможность предоставится? Ведь она еще нигде не бывала, даже в Ташкенте. А я буду ждать эти ужасные 60 дней…

Он грустно, обреченно прижал ее к себе

А Сашка ждала от него совсем другой реакции: – «До него еще не дошло. Сейчас он меня поцелует и поймет, что разлука невозможна! Нет, не может быть, что бы он вот так, спокойно, отпустил меня!»

Сашка выбросила окурок, встала, с напускной веселостью взяла его за руки, потянула на себя, поднимая с бревна:

– А я кручу, напропалую, с самой ветреной из женщин… – запела с истерической веселостью, заглушая разочарование (нет уж! Ни за что не покажу ему, как я в него влюблена! Пусть думает, что предстоящая поездка мне дороже его однообразных поцелуйчиков!) и закружила, как в детстве, упираясь ногами в одну точку, откинувшись всем телом назад, удерживая равновесие на вытянутых руках, крепко сцепленных с Костикиными.

Он с облегчением поддался ее детскому игривому порыву – «сегодня все будет, как всегда, а непонятная серая пустота наступит еще не скоро – через

2 недели. Не надо думать о ней, будем радоваться жизни еще 14 дней».

Костик подхватил Сашку на руки и завальсировал с ней, подпевая: – «Я давно искал такую, и не больше, и не меньше…»

Потом они гуляли по сельхозинституту – новые корпуса с длинными высокими открытыми террасами, были только что отстроены. Круглые металлические столбы, поддерживающие козырьки второго этажа были выкрашены в черный цвет и подчеркивали ритм фасадов.

Вдруг грянул гром и теплый весенний ливень обрушился на город. Они засмеялись – как вовремя оказались под навесом! Потом – долгий поцелуй под шум дождя, барабанившего по шиферу, который кончился так же неожиданно, как и начался.

Безветренная, благоухающая ночь. В апреле все цветет сразу: сирень, яблони, сливы и вишни. Последних особенно много в Самарканде. Все улицы частных секторов усажены ими. Вот идешь по тротуару – и белая пышная сплошная стена отгораживает тебя от проезжей части. Густые кроны опускаются чуть ли не до земли. В них можно спокойно спрятаться от внешнего мира за густой вуалью бурного цветения…

– Так и не сказал главного! Ну и пусть! Ну и хрен с ним! И – уеду!

Стук колес ритмично отсчитывал километры, убаюкивал, успокаивал, предвещая тревожное и в то же время радостное ожидание новизны. За окном унылая, знойная, совершенно плоская Казахстанская степь. Вот уже сутки один и тот же пейзаж. Иногда попадались одинокие юрты с голыми загорелыми детишками и женщинами в национальных платьях. Они подметали голую, потрескавшуюся от жары, землю или склонялись над тандырами.

– Верблюд! Верблюд!

– Где?!

– А – вон! Вон! Вижу!

– Вот – еще! Да их – трое!

– Орут, как дети, словно верблюдов никогда не видели – равнодушно глядя в открытую фрамугу со второй полки, шепотом проворчала Сашка.

Тук-тук, та-та-та-а, тук-тук, та-та-та-а…

Знойный воздух горячей струйкой бил в лицо, трепал волосы… Ску-у-учно-о…

– Когда же, наконец, приедем? Вот опять юрта… та-та-та… та-ак, тук, тук. – «Остановка, что ли?»

Сразу стало нестерпимо душно. Раскаленный вагон, словно духовка, заживо пек своих пассажиров. Вот открылись двери тамбуров, потянуло сквознячком.

Студенты «горохом» высыпали на землю. В тени вагона было намного прохладней. Казашки продавали горячие лепешки, чакку (густое кислое молоко) и кумыс в банках. Сашка тоже нехотя вышла на воздух. Какая-то молоденькая «апайка» настойчиво прилипла к ней со своей 3-хлитровой банкой. У Сашки не было никакого желания отведать этого верблюжьего кефира, но девушка так заискивающе улыбалась, твердя: – «Бир сумм, бир сумм!» (один рубль), что Сашка не выдержала натиска, сунула ей рубль и полезла назад с никчемной покупкой. Только поставила банку на откидной столик, как поезд дернулся. Ребята с шумом и толкотней вернулись на свои места. Практиканты занимали три плацкартных вагона. Ответственный за группу, Олег Ефимович, по 2 раза в день делал перекличку, боясь потерять кого-то из студентов. Сашка только собралась лезть на свою вторую полку, когда к ним в купе вошел препод со своей «амбарной» книгой.

– Хотите кумыс, Олег Ефимович? – предложила Сашка

– Кумыс? М-м, можно стаканчик – поправив очки на переносице, неуверенно ответил преподаватель.

Сашка налила в тонкий стакан в металлическом подстаканнике пенящийся напиток. Олег залпом выпил угощение и как-то со смаком крякнул, облизывая тонкие белые «усики»:

– Спасибо, Туманова. В такую жару только это и надо пить. Кстати, а ты сама-то пробовала?

– Нет еще.

– Ну, во-о-от. А ну-ка, давай, пей!

Сашка настороженно пригубила и вдруг жадно, залпом начала поглощать прохладный, чуть солоноватый, остренький, будто газированный напиток.

Прищурив глаза, она непроизвольно причмокнула и выдохнула с удовольствием:

– Э-э- ах!

Кумыс оказался к тому же еще и чуть пьянящим, словно пиво. И странное дело! Он оставался прохладным в горячем купе весь день, пока его не допили.

Сашка проснулась от холода. Было темно, за окном – сплошная чернота. В открытую форточку врывался прямо-таки ледяной ветер. Сашка зажгла над головой тусклый светильник, тихонько встала на края нижних полок, широко расставив ноги, и с трудом закрыла фрамугу.

Все! Россия! Значит – проехали, наконец, Казахстан.

Захотелось скорее посмотреть на эту книжную березовую русскую природу, летний дождь, дождь, дождь…

Согревшись под одеялом, убаюканная качающимся вагоном, она, кажется, задремала.

Проснувшись от возбужденного гомона голосов, Сашка сразу прилипла к стеклу.

Первое, что она увидела – был мальчик, в телогрейке и кирзовых сапогах! Летом!! (Ведь середина мая в Самарканде – это уже настоящее лето!) Подросток погонял веткой коров и грустно шел по грязи проселочной дороги, которая черной лентой извивалась по темно-зеленым холмам.

Темные бревенчатые избы, словно из 18-го века, утопали в густых кронах берез, рябин и еще каких-то непривычных деревьев. Пасмурное небо навевало тоску…