Сергей Учаев - Пустое место

Я еще тупо побродил некоторое время вокруг кабинетов руководства, мысли о Юдине отскочили при виде пирожковых трофеев Палыча, вдруг захотелось есть, прям до урчания в животе. Ну что они там копаются? Быстрее!

Как только Лариса Александровна вышла от Сигизмундыча, я метеором ворвался к нему.

У завуча, как обычно, в кабинете царил полумрак. В стиле Победоносцева. Все холодное, серое и сумрачное. Крыла Сигизмундыча всей России не охватывали, и совиного в нем было не так уж много. Но бюрократически-подмораживающее начало было ощутимо. Такая мини-версия, локальный вариант. Победоносцев-лайт.

Внутри, в отличие от Палыча – вполне себе спартанская обстановка. К своему кабинету Сигизмундыч точно не относился как к последнему пристанищу, поэтому, окружающее ему было безразлично. Он освободил себе полочку для литературы по педагогике. Ну как же, ученый муж, теоретик, Ян Амос Коменский современности, не чета нам грешным. А все остальное, включая пятидесятипятитомное собрание Ленина, оставшееся еще с незапамятных времен, оставил в кабинете нетронутым. Так, по всей видимости, труды великого вождя и перейдут к тому, кто придет на место Сигизмундыча, когда наш великий завуч вновь пойдет на повышение. Вообще есть в этом что-то символичное. Менялись люди и эпохи, перекрашивался и неоднократно ремонтировался кабинет, даже мебель, судя по всему, обновили в 90-е, а Ильич неизменно занимал свое место на полках. Каждый приходящий на место завуча наверняка выбрасывал брошюрки, остававшиеся после своего предшественника, и при этом бережно сохранял нетронутыми темно-синие томики. «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!» Характерная примета нашей школы, а может быть и многих других школ. Выкидывали многое из старой литературы. В прошлом году, Нине Александровне из библиотеки пришлось даже списать старые книжки по физике и биологии, советские, от которых веяло стойким запахом кондовой научности и правильной популярности. А Ленин стоит. В библиотеке, кстати, тоже. «Ленин всегда с тобой, Ленин всегда живой!» У Ольги Геннадьевны в стенном шкафу советская идеология также оставила свой след, пусть и не в виде ПСС, а в качестве десяти томиков из ленинианы – издание в духе «Ленин в воспоминаниях современников» или «Рассказы о Ленине». Надо уточнить. Серые, толстые, выпущенные на самом закате советской власти. Теперь раритет.

А так, больше ничего примечательного в кабинете Сигизмундыча для меня нет. Два типовых стола поставленных буквой «Т», несколько стульев из набора дешевой офисной мебели, комп, как у Палыча, только с монитором меньшего размера, шкафы, в том числе с этим самым Лениным по бокам – вот и все.

– Здравствуйте, Анатолий Сигизмундович! Хотели меня видеть?

– Да, хотел, – тон деловой, отстраненный, нейтральный.

Мы с ним уже столько раз цапались за прошлый год, что он решил в итоге полностью перейти со мной на сухое и отстраненное общение. Нервы бережет. Впрочем, меня это вполне устраивает. Все эти объятия и душевности порядком поднадоели. Он ко мне липнул первое время в надежде на то, чтобы приобщиться к высокому научному бомонду, но потом понял, что ни в какие высокие круги на мне далеко не заедешь, и начал потихоньку гадить. То «окно» поставит в расписание, то к программам придираться начнет. Административный восторг. Так по мелочам продолжалось до того момента, когда я начал скидывать с себя 6 «В». После долгого противостояния я своего добился, и именно этой маленькой победы мне Сигизмундыч не простил. Однако вот уже неделя прошла, и пока недружественных действий и актов агрессии я с его стороны не наблюдал.

– Дело вот какое… – продолжил он.

Я тут же вспомнил хозяина квартиры из рассказа Леонида Андреева «У окна», который выпимши всегда начинал искать две копейки: «Дело, видишь ли, вот в чем…». Искал настойчиво, занудно. Смешно.

– Мы с Геннадием Павловичем ознакомились с опытом работы школ района и обратили внимание на то, что в сравнении с ними у нас очень плохо поставленная внеклассная работа с учащимися. Вы, наверное, знаете, Николай Петрович, что Министерство рекомендует нам расширять возможности предоставления ученикам как можно большего пространства для кружковой деятельности в рамках школы. Принята соответствующая программа.

«Так, ничего хорошего не жди», – смекнул я сразу.

– Вот мы и подумали, – он перевел дыхание. – Почему бы нам не организовать кружки при школе, которые помогли бы нам работать над развитием творческих способностей учащихся с одной стороны и заниматься попутно закреплением и расширением знаний полученных на уроке – с другой?

Он отвел взгляд от монитора, и посмотрел из-под очков на меня. Я продолжал молчать.

– Секцию по шахматам мы уже организовали. Кружок по домоводству и углубленному изучению иностранных языков также. Даже библиотекарь Нина Александровна взялась за проведение своего рода факультатива по детской литературе для пятиклассников. Мне представляется, что вам надо также что-нибудь предложить школе в этом направлении.

– Мне?

– Ну не конкретно только вам, а вообще всем учителям-словесникам. Но, если хотите, то можете и конкретно вы что-нибудь предложить. Выдвинуть какой-нибудь проект.

Я прям задумался. Резко входить в клинч с самого начала учебного года с Сигизмундычем не хотелось, но и во взваливании на себя кружка я также не видел особого смысла.

Сигизмундыч расценил мое молчание как повод для того, чтобы продолжить свои разглагольствования:

– Я тут подумал, да и мне один из учителей посоветовал: почему бы вам не организовать что-то вроде поэтической студии? Вышло бы неплохо, на мой взгляд: поэзия это всегда прекрасно, любовь к слову, да и возраст у них такой, что многие к поэзии сами тянутся.

«Что за бред?» – подумал я. – «К какой они там поэзии могут тянуться? Им бы болтаться день и ночь где-нибудь».

А вслух уточнил:

– Мне организовать?

– Николай Петрович! – Сигизмундыч начал проявлять признаки раздражения. – Ну почему же обязательно только вам? Всем словесникам, я говорю, или вы меня не слушаете?

– Нет, я слушаю, но…

– А раз слушаете, зачем дурацкие вопросы задаете?

Я пропустил этот невольный выпад. Надо же, «дурацкие». Умник тут нашелся.

– Они писать-то еле-еле могут без ошибок, а вы им поэтическую студию. Зачем это? – не стал я ходить вокруг да около.

– Мне показалось это оптимальный вариант.

– Для кого? Для них? Это им вовсе не нужно.

– Так надо их заинтересовать, привлечь. Разве не ради этого мы с Вами, Николай Петрович, здесь работаем?

Спорить смысла не было, но я все равно не смог сдержаться:

– Мы работаем, чтобы их хоть мало-мальски читать-писать научить, а не чтобы из них поэтических гениев делать.