Александр Кваченюк-Борецкий - Архипелаг Гудлак. роман о серийном убийце

…Выловили трупы родителей в реке несколько дней спустя после того, как Фома в органы заявление подал. Трупы были почему-то в одежде… Но никто и ничего толком выяснять не стал… А до этого кто-то из селян рассказывал, что нашел на берегу пустые бутылки из-под водки. Как раз неподалеку от места, где утопленников к берегу прибило.

– Ну, вот допились! – размазывая слезы по лицу, никак не мог успокоиться Фома.

Он часто конфликтовал с родителями, безжалостно прожигавшими свою жизнь. Особенно с отцом, которому грозился физиономию начистить, чтобы мать не обижал.

А еще Макс узнал от старшего брата, что кто-то из предков Черновых… Был черносотенцем… Ну, был и был!.. Невидаль какая! Жил Макс со старшим братом вдвоем. Тот в местном совхозе трактористом работал. В свободное от работы время в местном клубе секцию рукопашного боя преподавал. Прежде-то он служил в спецназе. После ранения его комиссовали.

– Обучу тебя рукопашному бою, и ты в спецназ служить пойдешь! – обещал Фома младшему братцу.

Фома был очень сильный, но вместе с тем стройный и хорош собой. Почти все девчонки села втайне сохли по нему и были не прочь завести с ним роман. И Фома, честно говоря, пользовался этим. Девчонок менял, как прикид, когда по выходным ходил в клуб на танцы, что не особенно нравилось деревенским парням. И не только им.

– Хорошо хоть на замужних не зарится! – поговаривали в деревне.

Деревня была большая. И частенько в местный клуб досуг провести приезжали ребята из соседних сел. Точнее небольших близлежащих поселков, разбросанных там и сям. Приезжали в основном те, у кого был собственный транспорт. Впрочем, некоторые приходили пехом, даже если нужно было пройти километра три, а то и пять. Понятно, что клубов там, где они проживали, не было, да и не могло быть вовсе.

Как-то Макс вернулся домой со школы пораньше и неожиданно для себя застал старшего брата, сидевшего за столом с ручкой в руках. Перед ним лежал белый лист бумаги, и он что-то на нем писал.

Наступил апрель, и на улице было еще довольно прохладно. Но окно в комнату почему-то было распахнуто. Макс подошел к окну, чтобы его закрыть.

– Не май – месяц!.. Чего окно-то раззявил?

Бросив в него нечаянный взгляд, Макс вдруг увидел то, чего ему лучше бы не видеть вовсе! Он прямо-таки опешил, едва не сиганув через подоконник в сад… Это была она! Во всей округе ни у кого из девчонок не имелось точно такого же светло-коричневого дождевика. Она быстро шла вдоль кустов смородины, и ее темные волосы, раскиданные по плечам, взвевались кверху при каждом ее шаге. От картины представшей перед его взором, в груди у Макса тупо заныло.

– Ты – что, мемуары пишешь?

Макс никогда не видел Фому даже с книжкой в руках, и, уж, тем более, за таким серьезным занятием, как изложение собственных мыслей при помощи ручки и бумаги. Письма же с места прежней службы он присылал примерно раз в год, а то и того реже.

– Какие еще мемуары! Скажешь, тоже… Корешку моему письмецо решил отправить, чтоб в гости заехал. Повидаться бы надо!

Что на это мог сказать Макс? Надо, так надо!

Тимур встречался с Дровосеком в основном на квартире. Но иногда, в порядке исключения, заказывал столик на двоих в ресторане. Ему надо было, чтобы Дровосек стал для него открытой книгой. Он должен был получше нащупать струнки его эго, на которых он мог сыграть именно ту мелодию, которую ему вздумается. Для Тимура важным казалось видеть своего выпестыша в реальном свете и понимать, во что превращается это орудие убийства. Эта машина, которая пока что еще чувствует, как человек, но зачастую думает, как робот. Назрела необходимость вживить в его серое вещество, словно в системное плато, собственную программу. Что-то вроде чип-тюнинга! Еще одной извилины, доминирующей над всеми остальными!.. И время от времени проверять, как она работает. Какие ее рефлексии требуют дополнительной регулировки, а, значит, его непосредственного вмешательства, а какие доведены практически до совершенства.

Это Тимур подтолкнул его к разного рода размышлениям о смысле жизни.

Они сидели в ресторане и пили мартель «Экстра» со вкусом орехов. За столиком рядом, по правую от Дровосека руку, присоседились довольно молодые особы. Видно, они уже были изрядно навеселе, так как, то и дело, раздавался их громкий хохот.

– Какую ты из них хочешь? – почти не разжимая рта, спросил Тимур, видя, что его собеседник постоянно пялится то на одну, то на другую пьяную хохотушку.

Дровосек, потупив взгляд, уставился в тарелку. «Хочешь» означало ни больше, не меньше, а именно то, что он должен был делать по наводке Тимура.

– Никакую! – угрюмо ответил он.

На тот момент на совести Дровосека была лишь его благоверная.

– Я хочу, чтобы ты, в конце концов, стал профессионалом и научился с блеском выполнять свою работу. Перестань думать о ней… Ты понимаешь, о ком я говорю!.. Только, как об объекте сексуального наслаждения! Получай удовольствие от работы…

– К чему – это все?

Дровосек не без основания полагал, что Тимур псих и к тому же женоненавистник. «Импотент проклятый! Наверное, по-другому ты не можешь испытать оргазма, вот и рад замочить всех подряд!» – так и хотелось ему бросить в лицо этому живодеру. Но Дровосек не сделал этого. Ему еще хотелось жить. Да, и деньги, которыми снабдил его Тимур, он не мог просто так взять и списать со счетов.

– Что? В штаны уже наделал, небось?

Тимур выплюнул косточку маслина в пустую тарелку.

– Я ведь не всех подряд тебе хочу предложить, а только некоторых…

Он разлил жидкость золотисто-медного цвета, пахнущую виноградом и миндалем в рюмки.

– Чем же это одни отличаются от других? – недоверчиво усмехнулся Дровосек.

– Тем, что одни живут в свое удовольствие, а другие не могут… А, значит, не хотят! Ну, не хотите, так не мешайте другим!.. Будьте, благоразумными!.. Иначе, жизнь на земле совсем прекратится. Ты этого хочешь?..

– Но ведь, это – не их вина!

Тимур едва заметно пожал плечами.

– А – чья же, тогда?..

Дровосек разинул, было, рот, чтобы ответить хоть что-то вразумительное своему наставнику, но все слова, казалось, в один миг куда-то улетучились из его головы.

– Да, да! Я понимаю, что ты хочешь мне сказать! Мол, житуха – штуковина несправедливая… Потому судьба не у всех складывается, как надо… Ага! Все это мы уже не раз проходили…

Они выпили еще, и Дровосек неожиданно для себя подумал о том, что Тимур, и в самом деле, по-своему в чем-то прав.

– Я надеюсь, что ты, наконец, поймешь: сила нужна для того, чтобы ею пользоваться! Иначе, она престанет быть силой! А слабый… Слабый, ты – живой труп! – без всякой последовательности продолжил Тимур, и его слегка бугристый лоб, разделив надвое, пробороздила глубокая морщина. По одну ее сторону – добро, по другую – зло. Но морщина вдруг исчезла, так же, как и появилась. И грань стерлась.