Юлия Парусникова - Cave/Пещера

По ночам, особенно в первые дни смены, спустя немного времени после отбоя, когда все засыпали, а в помещении устанавливалась полная тишина, для Саши, маленькой девочки невысокого роста, с кудряшками и большими карими глазами, начиналось время страхов, невыплаканных слез и странных фантазий. Она приезжала в лагерь каждое лето по две смены с первого класса и до старших отрядов. Каждый раз это были разные лагеря. И каждый раз ей приходилось приспосабливаться. Хотя она и ждала с приближением лета этого традиционного выгула на свободу, но ждала отнюдь не с восторгом, а исходя из привычной ей и во взрослой жизни мантры: быстрее начнется – быстрее закончится.

Саша не возражала и не капризничала, она просто собирала свой маленький чемодан в красно-синюю клеточку и просила маму купить ей побольше конвертов, чтобы писать письма. Девочка была образцом для окружающих с самого рождения. Вдумчивая, серьезная, сознательная, покорная, открытая. Она научилась читать еще в детском саду и потрясала нянечек и воспитателей своим воображением и любознательностью. Она всегда была сама по себе. И, несмотря на это, она все время находилась в обществе – садик-пятидневка, завсегдатай продленки в школе и летние лагеря. Для многих детей того времени это было нормой, все росли этакими советско-российскими сорняками.

При внешнем спокойствии, открытости и дружелюбии внутри у этой девочки кипели и бушевали сбивающие с толку чувства. Она терпела абсолютно все, стиснув зубы, и никогда не плакала. Ей было невероятно сложно найти общий язык с детьми своего возраста, она невыразимо страдала в их обществе, желая остаться одна. Она слишком явно отличалась от них, а дети это всегда остро чувствуют и бывают очень жестоки. Саша терпела и училась выживать, оставаясь вежливой, улыбчивой и спокойной девочкой, которая не жалуется и никому не доставляет неудобств. Она старалась быть незаметной, но манила к себе всех без исключения. Старалась спрятаться в свой «домик» – мир, где не надо терпеть и слушаться, но всегда была на виду, безотказная и отзывчивая. Этот ребенок был парадоксально замкнут и открыт миру одновременно.

Саша не умела плакать, будучи ребенком. Она вжимала лицо в подушку, вот в такое же время – после отбоя, и терпела нарастающую волну отчаяния, захлебывалась им. Это была первая детская боль, основанная на страхе. Никто бы и не понял никогда, что внутри у этой жизнерадостной маленькой актрисы клокочет щенячий страх. Она боялась окружающих детей, которые считали ее хорошей подругой, боялась лагерных событий – дискотек, зарницы, Дня Нептуна, боялась привлечь к себе особенное внимание или как-то выделиться. Ей приходилось по ночам учить саму себя принимать этот мир. Совсем маленькая, она глотала свои детские обиды и буквально воспитывала в себе силу духа. Ведь бежать ей было некуда. А жаловаться и проситься назад нельзя. Она слишком любила свою маму, чтобы позволить себе ее расстроить или взволновать. Нести крест идеального ребенка далеко не просто – Саша не могла этого осознать в детстве. Зато она училась наблюдать, с интересом рассматривая мир вокруг себя и людей в нем.

Но каким бы ни был вынужденно-самостоятельным ребенок, ему все равно нужна опора и защита более сильного человека. Если он не может реализовать эту необходимость в семье, то он страстно ищет ее у посторонних – не важно, взрослых вожатых или доминантных ровесников. Саша с раннего детства очень привязывалась сначала к воспитателям в саду, затем к учителям, к вожатым или к сильным мальчишкам из отряда (такие обязательно были в каждом микросоциуме: доминантные и хулиганистые). Обладая блестящим умом и неплохим опытом приспосабливаться к любым людям и условиям уже в таком юном возрасте, Саша быстро, умело и ярко завоевывала интерес и доверие каждого из них. Именно эти увлеченности и становились для нее своеобразным заслоном от реальности. В волнительный мир чувств и неясных фантазий погружало ее воображение – детский и впоследствии юношеский наркотик для напуганной, чувствительной девочки-одиночки.

Саша вздрогнула и застонала, по ее телу пробежала крупная дрожь, как обычно бывает при резком пробуждении от неглубокого сна. Такое пробуждение почти болезненно. Но девушку все-таки серьезно знобило. Она укуталась в свой кусок одеяла, но ворочаться в кровати не решилась. Понятно, почему ей снились картинки из детства – она чувствовала себя в гостевом доме этой ночью, как в лагере, маленькой, испуганной девочкой в окружении своры детей, которые могли озлобиться и напасть в любой момент, распознав ее ранимость и инаковость.

«Что ж, ко всему нужно относиться с юмором, в том числе и к себе. Плакать в постели с красивым мужчиной, пусть и таким неприятным, еще нелепее, чем убегать из нее», – эта мысль заставила девушку улыбнуться. Счастливая обладательница живого воображения тут же представила эту картину и еле сдержала приступ хохота. Она решила унять озноб и все-таки постараться заснуть.

«Чтобы заснуть по-человечески в этих условиях надо или мужика отсюда прогнать, или выпить еще виски», – решила Саша и выбралась из-под одеяла. Она постаралась как можно тише открыть начатую бутылку виски и налить в стакан. Предательский всплеск в стекле все-таки заставил Олега пошевелиться.

– Ты что делаешь? – раздался вопрос из темноты.

– Хочу еще выпить. Прохладно мне и сон не идет.

– Что-то болит?

– Нет.

– Иди ко мне.

Раздался неуверенный стук в дверь. Саша его слышала, но еще не совсем проснулась и категорически решила не реагировать. Пусть кто-нибудь другой откроет. Стук в дверь повторился уже более настойчиво. В соседней комнате послышался заспанный голос Влады, утро она начинала с площадной ругани в адрес нарушителей спокойствия. Мгновение спустя она показалась в дверях спальни друзей.

– Вы что не слышите… – Влада почему-то запнулась и совсем раздосадовано добавила после непродолжительной паузы: – Кто бы сомневался.

Она вышла из комнаты, а Саша стала понимать, что вызвало такую странную реакцию. Она окончательно проснулась (причем она была уже невероятно выспавшейся и бодрой) и обнаружила себя в довольно пикантном положении: простыни скомканы, одеяло на полу, Олег спит, раскинувшись по кровати, а его рука собственнически покоится на Сашиной пояснице.

– Сань, может, ты изволишь поднять свою задницу? – раздалось из общего коридора между комнатами. – Я вообще-то не понимаю по-английски.

Саша сообразила, что вставать надо действительно самой. Судя по всему, пришла хозяйка справиться о завтраке или еще по какому-то вопросу. Олег спал как убитый. Никаких романтических чувств Александра так и не испытала, собственное положение ее нисколько не обескуражило, продлевать сомнительные минуты в одной кровати с сомнительным мужчиной она не желала, поэтому и покинула ее стремительно и без малейшего сожаления. По пути в коридор она быстро натянула на себя майку и шорты, встретив полный негодования и сарказма взгляд Влады: