Александр Мищенко - Саваоф. Книга 1

«Дорогой Володя, дружище!

Блин, я ничего не знал. Ясно, что твоё увольнение – это знак перерождения и превращения Сибогней в очередную ручную журналистскую проститутку, которая будет обслуживать низкие интересы власти. Журналов в России – раз, два и обчелся, а они, суки, сознательно сокращают число толстых журналов, т.к. боятся их. Они боятся словесности, русской художественной нравственности, потому что нравственность современной России есть вольнодумство, свободомыслие, т.е. прямая опасность существования и процветания Соединенных Штатов Чиновников России. То же самое они делают и в гуманитарных сферах науки: филология уже растоптана.(Выделение – А. М.).

Володя, друг, держись! Завтра свяжусь с нашими, подумаем, как можно вас поддержать. Обнимаю тебя и люблю.

В содержании любого труда глубже всего проглядывает человеческая сущность, ибо настоящая работа – всегда искание, а это коронное свойство «человеческого вещества». Живет не человек – деянье: Поступок ростом с шар земной ( Б. Пастернак). И сказать потому можно о любом труде то же, что о святой байкальской воде: она «от раздумий прозрачна», как верит в это Поэт. У жены моей работы сейчас нет, хоть в конторе проектной она числится еще. Но говорит, что дома устает, что на работе лучше, тем более, что она ей нравится. Увидела по телевизору рекламу «Северстали», кадры производственные – обрадовалась, в какие-то веки свет жизни блеснул с экрана. С рекламы, но все ж. А так в киношках все – дома и в офисах, в диванных уютах коттеджей, где не удивляет сияние золотых унитазов в иных эксклюзивных жилищах. Неспроста ж и объявилась в нашем богоспасаемом граде «Диванная газета», которую выпускали два псевдонимных ортодокса Ион и Мэри. Могли бы они воскликнуть: «Твои прибрежные воды, читатель, в туалете!» Редактриса пыталась даже интервью у меня взять по телефону, но внятно не смогла объяснить, как это Марья кувыркнулась в Мэри. А потому я ей и отказал. Пока не поумнеет. Слава богу, что приказало долго жить изданьице. Переналадка идет, наверное, на «Табуретки и кресла» наподобие «Рогов и копыт». Для эстетической публики подойдет. Сын мой Сергей любит Фазиля Искандера и называет публику подобного рода, танцуя от интеллигенции, ясно же, – индургенцией. А и действительно, дури, дури и мути эстетской и зауми у нее хоть отбавляй. Такое ощущение, что с мозгами у российского человечества в целом не в порядке, что купюрами подряд изьято у людей полжизни. Люди ж с купюрами в мозгах – это что-то страшное и несуразное. В массе своей они стали как бы инвалидами, существами, у которых вырезана часть мозга. Устроена как бы массовая виртуальная стрижка мозгового вещества людей, подобная той, какую устраивают стаду баранов. Это все равно, что поросенка стричь, как сказал бы Президент наш В. В. Путин: визгу много, шерсти мало… Из искусства исчез человек труда,и это, конечно же, не безобидное явление. Искусство поглупело. Причем, резко, обвально, если не сказать, катастрофно. Будто увлекло его в торсионный смерч патологии, вопреки всем законам природы. Один знакомый мой работяга сказал об этом грубо, но точно, что же происходит на художественном экране. Это е… с пляской. Кучумба. Триумф, так сказать, меркантелизма. Наваждение какое-то. Пригожинская стрела времени стремит его туда, куда и стремиться должно – к цветению сложности, а ее будто Воланд оседлал, как гоголевский кузнец Вакула черта. Так мчат жизнь кони ее, что развеваются лишь полы черного, траурного, так скажем даже, плаща Воланда. Будто к Апокалипсису устремляет он «человеческое вещество». Не удивительно, что идеалы, той же молодежи, исключительно примитивны и бескрылы. Уходя от главного в жизни каждого – труда, мы расчеловечиваем человека. Происходит то, что происходит. Станислав Лем уже заострял на это внимание человечества, проблема, однако, все более обостряется, в России, по крайней мере: секс и деньги, побратавшись, становятся отлично подделанным раем бренности. «Но человек же не животное, которому в голову пришла мысль о культуризации, – писал обеспокоенный проблемой Станислав Лем. – Он не битва импульсивного „старого мозга“ с молодой корой серого вещества, как это думает Артур Кёстлер. И он не „голая обезьяна“ с большим мозгом (Десмонд Моррис), поскольку он не животное с добавлением чего-то. Совсем наоборот. Как животное человек несовершенен. Сущность человека – культура…» Только в труде, творчестве происходит самореализация человека, и можно сказать, состоялся он или нет. Мы ж поменяли местами первое в жизни человека и второе. Это все равно, что рокировать передовую в тыл, а тыл в передовую, или ставить лошадь сзади телеги. И что получается у нас? Как ни ищут себя в искусстве творцы, а все пушки к бою едут задом. Что для Феллини было главное? Макароны и фантазии. Это ведь образно: тылы домашние, где отдыхают победные силы человека, и творческие искания великого мастера в кино. У нас же в искусстве получается, как правило, по Черномырдину: хотим как лучше, а получается, как всегда. Возьмем девушек и женщин. Первое ж, как и у мужчин – самореализация личности. Но у многих в идеале – хавира клёвая, машина – иномарка и деньги, много, много денег. А потом страсти-мордасти и слезы по потерянной молодости… Начиналось же с с расчета, с цифры, с денег. Сказал о них Поэт:

Возьмем те же телесериалы, которыми канифолит мозги нам «ящик» с утра до вечера, всенощно, по всем каналам. Понимал бы я такое искусство, если бы хоть звучало оно в интерьере Отечества, Родины. По разному можно относиться к Наполеону, но нельзя не отдать должное мысли этого великого француза, который заявил: «Любовь к Родине – первое достоинство цивилизованного человека». Но – на экране декорации салонов, офисов, квартир, неких передвижений в социальном пространстве. Пространств Родины нету, а она у нас «до самых до окраин». Профессии означены. Представлены мещанские междусобойные уголки, и изводят там артисты мыло профессии на придуманную, киношную жизнь. Мозги нам мылят. Завтра будет любовь. Призвучивается из другого «мыла» – Она: в одном бульоне, Он: в одном батальоне. А к Отчизне когда, без бульонов и батальонов, к Родине? Послезавтра? Да посели этот народец на любую планету, на любую звезду, все та же мыловарня будет – ни планеты, ни родины, ни звезды, действо в интерьере декораций хоть и звездных. Искусство без родины. На сцене – космополиты, люди без родины, все равно, любишь ли ты Маню, Таню или Элеонору. Вне Родины эта любовь. Вовсе не космолюдины на экране. Это пинать их многие горазды. Но если сердце у человека болит о Родине, то оно болит. Возьмем тот же сакраментальный вопрос: Вилли Токарев и любовь к Родине. Да у Вилли ее изобилье, если говорить о нем. И созвучно этому своему куплету мог бы обратиться известный певец-космолюдин к космополитам отечественного телеэкрана: