Николай Щербаков - Музыка дорог. Рассказы

Александр Андреевич вопросительно посмотрел на Шери. Никак не готов он был к подобному развороту событий. Куда делась её застенчивость? Что с ней произошло?

– Оставьте обе. Откройте…, – она игриво задумалась и, как бы наугад, указала пальцем на первую бутылку, – вот эту. Каберне Фран?

– Ви, мадмуазель.

– Замечательно.

Шери вдруг задумалась, и пока бармен открывал бутылку, официантка заменяла бокалы, а бармен вновь наливал их, замерла взглядом на Александре Андреевиче. Смотрела, почти не мигая, хотя Саша пытался делать вопросительный вид, улыбался, она взгляда не отводила, и оставалась молчаливо задумчивой. Саша не выдержал, торопливо закурил и отвел глаза в сторону. «Я думал стразом поиграю, а оказалось, в руки бриллиант попал. Да, да – бриллиант чистой воды. Как же она к нам в агентство попала? Где её наш директор нашел? Нет, она должна быть моей! Разобьюсь вдребезги, но она будет моей». Вот так примерно он думал.

Через некоторое время заиграл оркестрик. Трое седовласых незаметно возникли на невысоком подиуме и с первых аккордов дали понять, что они свое дело знают. Пианист, пробежав по клавишам прямыми пальцами, постепенно, импровизируя, вплел мелодию «Осенних листьев» Ив Монтана. Тихим чесом вступил ударник, за ним контрабасист. Последний, долго, прижавшись щекой к грифу, гладил согнутым указательным пальцем струны, жмурясь, как кот, следил за пианистом и тоже, незаметно глухо затукал, укрыл мелодию бархатом, сделал объемной. Музыка заполнила площадку кафе до последнего глотка воздуха, подчинила себе мысли и настроения, заставила жующих, пьющих и ведущих беседы замолчать и принять позы дремлющих на солнышке нимф. Кулачки и кулаки, ладони и ладошки подперли щеки своих хозяев, и глаза блаженно прищурились. Медленнее стали двигаться между столиков официантки, задумался бармен, все замерли. Воцарила музыка. Хорошая музыка. И только через четверть часа, когда попурри на темы осеннего Парижа, казалось, уже шло к завершению, появился саксофонист. Теплый летний вечер его не касался. Он был в старомодном, сильно поношенном сюртуке, надетом на майку и таком же старом котелке, сдвинутом на одно ухо. Этот красавец тоже выдержал паузу. Он долго и тщательно протирал уже покрытый патиной инструмент, пристраивал к губам мундштук и…, без вступления, лихо, попав в такт, врезал «Маленький цветок». Знаете? Да? «Фа-ам – тарам!» Теноровый сакс продемонстрировал свой хриплый роскошный тембр. Всё! Вечер начался с этих аккордов. До этого всё было ожиданием праздника.

Тёзки уже выпили несколько раз, поели и, им бы было трудно в этом признаться, искали тему для разговора. Не было темы! Что замечательно, Саша ведь не пил. Он пригубливал вино, смаковал его на вкус, сказал пару комплиментов вкусу Шери. Самому ему пить – конечно! Конечно нельзя! Он человек ответственный, он за рулем, с ним очаровательная спутница. А Шери не тормозила. Одна бутылка была уже наполовину пуста. И вот, когда грянул саксофон, она прижала ладошки к щекам, и восторженно глядя на Сашу, заявила:

– Саша, милый, как я тебе благодарна за то, что ты меня сюда привез. Ты ведь знал, что здесь такие замечательные ребята?

– Конечно, – промурлыкал Саша.

Она танцевальным жестом протянула через стол руку.

– Ты меня уже приглашаешь?

– Конечно! – Саша явно повторялся.

И они поплыли, поплыли в центр небольшой площадки, замерли и вновь, покачиваясь, поплыли, заскользили. Огненная головка Шери на плече Саши, ноги переплетаются в страстном движении. Саша умеет вести женщину. Этого у него не отобрать. Где он этому научился в наши непростые годы – видимо, неважно разбираться в этом коротком сюжете. Можно сказать только, что так, как они – никто на той площадке не танцевал.

– Шери, какой божественный запах! Это твои духи? – он уткнулся носом в её волосы.

– Что? Что ты спросил? – она была вся в танце.

– Я говорю…, это духи? Какие?

– А-а. Это вода, Саша. Туалетная вода. Но у меня и духи этой фирмы, и гель и…, мне этот запах, как родной. Да?

Саша, благо она не видела, сделал удивленно-значительное лицо. Мол, вон как! Сразу не спросил, но через несколько поворотов:

– А как называются твои…?

– Название? А ты не узнал? Но это же Miss Dior Cherie!

– Да?! Тоже Шери? Вот как я угадал.

– Что ты угадал? – томно спросила, подняв лицо и коснувшись носом его подбородка.

– Твое имя. Я ведь назвал тебя Шери.

– Милый Саша, – она вновь делала ударение на втором «а», – ты меня назвал «шерри», это вишенка. А если хочешь на французский манер девушку называть, говори: «Машери».

Она так и произнесла, он это запомнил, слитно, с ударением на «а» и «шери» у неё просто прошелестело.

– Да? Ты так считаешь?

– Я так не считаю, так говорят французы. Всё! Ты много разговариваешь во время танца. Пойдем, я еще вина хочу. А потом будем опять танцевать. Они просто великолепны!

Шери повернулась к музыкантам и похлопала в ладоши. Саксофон хрипло засмеялся. Они уже заметили, отметили её. Они уже играли только для неё. Это же всегда так бывает. Для исполнителя всегда находится настоящий, в вибрациях, видимо, совпадающий с ним слушатель. И он исполняет только для него. Ну? Вы ведь сами это замечали. Да? И возможно… – совпадали.

Саша и Шери садились за столик и вновь танцевали. Музыканты, видимо, задались целью сыграть в этот вечер всего Леграна и Лея. Улочки Монмартра взмывали вверх сразу за последним фонарем, ветви каштанов с Парижских бульваров склонились над столиками, саксофон плакал, гортанно хриплый стон его убеждал в реальности видений, а пианисту не хватало клавишей, чтобы рассказать всю правду о вечной любви в городе мечте.

Когда выходила Шери, старики играли дольше обыкновенного и, явно, старались. Саксофонист подходил к краю подиума и играл только для неё, это было видно. Её пламенная головка плыла над столиками, появляясь то с одной, то с другой стороны темной фигуры партнера. Свет фонариков в ветвях, укрывающих веранду, менял цвет её волос с лимонного до оранжевого, вспыхивая искрами и затухая. Всякий раз, когда она уходила к столику, саксофонист старомодно приподнимал котелок и слегка кланялся. За некоторыми столиками раздавались хлопки. Благодарили не только музыкантов, аплодировали и танцующей паре. В какой-то момент Шери подошла к подиуму и протянула саксофонисту руку. Он вновь приподнял котелок, бережно взял её руку и поцеловал. Она что-то сказала ему, он ответил. Саша в этот момент стоял чуть сзади и ясно слышал, что сказал лабух его девушке. Он сказал ей: «Будь счастлива, красавица». Вот так. Значит, эту рыжую бестию считает красавицей не он один. Красавицей её назвали не ради красного словца. Вечерний свет совершил магическое превращение и красота восторжествовала.