Анна Данилова - Девушка в черном. Мы вернулись, найди нас в толпе…

Женщина в синем костюме провела меня в гардероб, где лежал большой бумажный пакет. В нем я нашел свою одежду, и тут только до меня дошло, что я нахожусь в Эрмитаже, что я стою в шелковом халате и вышитых домашних туфлях, а передо мной служительница, и ничего, кроме великого понимания я не могу прочесть в ее взгляде.

Среди стопки еще теплой – от утюга Мадлен – одежды лежала маленькая картонная коробка с пирожными.

– А это, наверное, вам, – сказал я, вспоминая вкус миндального крема и аромат губ Жанны Самари.

– Да, я знаю, Жанна частенько балует меня… Ну что ж, я пойду, а вы, когда оденетесь, позовите меня и я проведу вас к выходу…

Эту женщину я заметил в кафе, за стойкой. Она была очень занята, подавала кофе c ромовыми бабами, взвешивала мятную карамель, отсчитывала сдачу. Мне было безумно сложно изъять ее из этого замкнутого мирка, пропитанного ароматами кофе и теплого теста, взять за руку и повести за собой в дождь, в ночь, в неизвестность. Я ничего не знал о ней, но предчувствие, что очень скоро эта женщина, совершенно обнаженная предстанет перед моим искушенным взглядом, переполняло меня и делало счастливым. Я набил ромовыми бабами пакет, рассовал по карманам лимоны и крохотные коробки с зеленым чаем. Было самое время что-то сказать, и я пробормотал:

– Знаете, я зашел сюда по поручению одного моего старинного приятеля. Он ждет вас сегодня в девять часов возле главпочтамта. Вы знаете, о ком идет речь… – И я вышел из кафе.

А в девять часов, когда город практически опустел, когда мирные обыватели, забившиеся в свои теплые квартирки, млели от уютного чувства, что они в тепле, к серому, тонущему в черной сети дождя зданию главпочтамта подошла высокая полная женщина в желтом плаще и белой шелковой косынке. Щеки ее, несмотря на унылое голубоватое освещение одинокого фонаря, горели теплым малиновым светом, словно угольки, глаза блестели.

– Это вы? – Она разочарованно осмотрела меня с головы до ног. Я видел, как погрустнели ее влажные добрые глаза.

– Вы можете уйти сейчас же, – поспешил я успокоить ее. – А можете пойти со мной. Мне понравилось ваше лицо. Вы удивительно похожи на мадемуазель Анну.

– На какую-такую мадемуазель? – Она приоткрыла губы и выпустила, как веселую солнечную птицу, улыбку.

И мы направились в сторону потемневшего, искрящегося под рассеянным светом фонарей бульвара. Там, неподалеку стоял и мой дом. Перескакивая грациозно через лужи, моя спутница чему-то тихонько смеялась, то и дело всматриваясь мне в глаза.

– Вот тут тапочки, обувайтесь. Плащ повесьте сюда, вот так, чтоб подсох… Чай я уже заварил, между прочим, тот, что купил в вашем кафе.

– Вы что же, знали, что я соглашусь?

– Нет, но очень хотел этого.

– Понятно, – она улыбнулась, и ее ярко-красные, как яблочная кожура, щеки мягко образовали ямочки. – А чай-то дрянь, – и она откровенно рассмеялась.

Я провел ее в свою комнату, усадил в кресло и положил ей на колени альбом «Жизнь Ренуара».

– Посмотрите в самом конце репродукцию 37.

Моя гостья, полистав альбом, нашла нужную страницу и молча уставилась на изображенную там женщину.

– Похожа, правда? – Мне захотелось закричать от

удовольствия. все во мне ликовало. Вечер, обещавший быть очередным серым звеном в цепочке тихих осенних дней, преисполненных одиночества и тоски, заиграл яркими бликами приятных предчувствий.

– Сначала я испугалась, – мадемуазель Анна говорила медленно, аккуратно проговаривая каждый слог, и голос у нее был какой-то ровный, будто смазанный маслом, приятный до восторга. Вся она, казалось, была сложена очень добротно, со вкусом, цветовая гамма этой пылающей здоровьем прекрасной плоти радовала мое эстетическое чувство и вызывала трепет.

Под косынкой, шелковой бабочкой теперь расцветшей на затылке, блестящие каштановые волосы. Я застонал.

– А зачем вы пригласили меня сюда? Да еще так поздно?

– Хотел показать двойника. Не знаю, как вы, а я очень и очень рад.

– Неужели это и все, что вам от меня было надо? – Она приняла из моих рук чашку чая. Она не переставала улыбаться, хотя к ее улыбке примешивалась осторожность взгляда, мягкие, словно беличьи кисти, брови были немного приподняты. Как она была хороша!

– А у вас действительно есть такой человек, ради которого вы бы пришли к почтамту в такой дождь?

– Есть, – она опустила глаза, и щеки ее еще больше

раскраснелись.

– И как же его зовут?

– Коля. Мы познакомились с ним в августе, на теплоходе. Он

обещал позвонить и не позвонил. Он знает, что я в «Фиалке» работаю, но почему-то ни разу не зашел. Забыл меня, наверное. А я так обрадовалась, даже мужу позвонила, чтобы он дочку к матери отправил, а сам с ночевкой на дачу поехал. Стольким наврала, – она, словно извиняясь, обняла себя за плечи и вздохнула. – И все напрасно.

– Может, еще позвонит?

– Не знаю… Говорю же – забыл. А мы с ним, знаете, целовались. Я мужу-то почти не изменяю, а Колю как увидела, так что-то со мной сталось. Так крепко он меня обнял… Да что я вам все рассказываю?! Мне пора домой… – Она сделала попытку подняться, но я слегка надавил на ее плечо. – Прошу вас, не торопитесь… я потом провожу вас…

– Когда потом? – Она занервничала.

– Понимаете, я хотел бы вас сфотографировать.

– Зачем? – Ее глаза стрельнули испуганным блеском.

– У меня коллекция, – я принес из спальни альбом с

фотографиями. – Смотрите, вот, к примеру, женщина, играющая на гитаре, найдите ее под номером 64. Ну как?

Анна была поражена схожестью портрета и фотопортрета.

– Это потрясающе! А где же вы взяли такое платье?

– Да это обычная простыня и кусок оранжевого шелка от портьеры. Гитара моя, вот она, висит на стене.

– Но я не могу раздеться перед вами.

– А вы передо мной и не раздевайтесь. Я выйду, а вы

разденетесь, сядете вот тут, возле торшера, и, когда будете готовы, крикните меня. Все произойдет очень быстро, вы даже не успеете застесняться.

Моя гостья задумалась. Я же, пользуясь моментом, установил софиты, приготовил фотоаппарат и, подмигнув смущенной Анне, вышел из комнаты.

Я вернулся через полчаса. Очевидно, меня следует казнить за мою жестокость. Я стоял в подъезде, разглядывая пузырящиеся лужи, и думал о мадемуазель Анне. «Да чего ослепительна эта плоть. Просто хочется ее погладить», – вспомнил я Ренуара.

Поднимаясь по темной лестнице к себе, я мог только предполагать, как встретит меня моя гостья. Я тихо отворил дверь и едва слышными шагами подошел к двери, ведущей в комнату. Мадемуазель Анны я там не обнаружил и тогда устремился в спальню. Приоткрыв дверь, я замер, вглядываясь в полумрак, пока не почувствовал совсем близко присутствие в комнате женщины.