Яна Жемойтелите - Один из лучших дней (сборник)

– Хорошо, я приду в библиотеку на всякий случай. – Павел возвращается к исходной теме. – Мама хочет, чтобы было побольше народу и чтобы ей вручили цветы. Я все сделаю, как она хочет.

– Как странно! – невольно восклицаю я.

Может быть, Маринка в свое время просто недополучила желаемого? Она ведь ушла из гимнастики навсегда, когда родила Павлика. А была чемпионкой республики, ездила на всесоюзные соревнования.

– Ну вот, вы сами говорите, что желание странное.

Павел ловит меня на слове.

– Мне странно другое. – Я наконец решаюсь спросить об этом: – Почему у твоей мамы на руках синяки?

– Синяки?

– Огромные, желтые, вот здесь, чуть выше запястий.

– Синяки? Вы уверены?

– Абсолютно. Она прячет их под длинными рукавами, но я все равно заметила.

– Честное слово, не знаю. – Павел залпом осушает бокал. – А вы что же ничего не пьете?

Я пробую вино. Вино хорошее, терпкое. От него сразу становится тепло, и легкое неудобство исчезает. Мне уже кажется, что мы с Павлом были знакомы почти всегда.

– А вы давно работаете в библиотеке? – спрашивает он.

– Прилично, уже лет десять. До этого учительницей была, потом работала в газете.

– Почему именно библиотека?

– Место подвернулось в свое время.

– Но как вы можете там сидеть целый день? Там же темно и пыльно.

– Зато книжек много. Потом, я иногда выезжаю в дом престарелых. Хотя это тоже не больно-то веселое место. Но ведь твоя мама там работает!

– Давайте больше не будем о ней, по крайней мере сегодня.

А что, разве будет какой-то еще случай?

– Честно говоря, я хотел поближе познакомиться с вами, поэтому мы здесь, – говорит Павел, причем на полном серьезе. И смотрит пристально прямо мне в лицо.

– Какой, к-какой в этом смысл? – Я даже заикаюсь.

– Смысл? Зачем обязательно искать во всем смысл? Есть вещи бессмысленные, есть со скрытыми смыслами, и есть такие смыслы, которые раскрываются только через некоторое время.

– Не уходи от ответа, – строго, по-учительски вопрошаю я. Если бы бокал вина натощак, я бы вообще не знала, как себя вести.

– Хорошо. А если вы мне просто понравились?

– Когда успела?

– Еще в «Свиристелях». Сперва приглянулось ваше лицо, оно, как бы это сказать… Очень умело слеплено. Скулы, подбородок.

– Слушай, я же тебе не лягушка, чтобы меня препарировать.

Я пытаюсь встать, и меня покачивает слегка.

– Анна, я вас не хотел обидеть, не обижайтесь, ради бога!

В его голосе сквозит такое неподдельное отчаяние, что я останавливаюсь и, опершись ладонями на стол, наклоняюсь к нему.

– Слушай, Павлик, – получается грубо и даже вульгарно. – У тебя эдипов комплекс? Или что? Зачем тебе тетка, которая вот именно что в матери годится? Я же однажды видела тебя на фото – маленького, голенького, с такими пухлыми смешными ручонками.

– Ты всегда анализируешь момент? Любую ситуацию? – признаться, он держится гораздо лучше меня.

– А ты нет?

– Нет. Зачем?

Но ведь так именно ведут себя капризные дети, настаивая на сиюминутных желаниях.

– Тебе девочек недостает? – спрашиваю я. – Их вон сколько вокруг.

– С ними же абсолютно не о чем разговаривать!

– Абсолютно со всеми?

– Практически да.

– А мы с тобой разве разговаривали о чем-то? И что я такого особенного могу сказать?

– Давай-ка выйдем погулять, тут озеро недалеко.

И тучи мокрого снега. На ресницы налипнет.

Но я послушно встаю и ныряю внутрь пальто, любезно поданного Павликом. Странно, но в пальто я чувствую себя уверенней, как будто оно некоторым образом меня защищает. Оно мое. Связывает с тем миром, в котором я привыкла обитать.

– Осторожней, тут ступенька. – Павлик ловит меня почти на лету, в шаге от бездны.

Я тяжело, как мешок, падаю на него. И мы в связке так и двигаемся вперед по освещенной тропинке в темноту, в неизвестность. И я успеваю подумать пьяным умом, что вот ведь рядом со мной мужчина, на которого можно опереться. Хотя бы в этой простейшей ситуации. Далеко не мальчик, то есть романтические иллюзии наверняка уже выветрились, а если и не до конца – так это даже и хорошо. Иллюзии с течением времени заменяются цинизмом, а зачем мне это? И чего я теперь действительно хочу, помимо того, чтобы все-таки выйти на пенсию?

Там, где дорожка растворяется в темноте, останавливается такси, из которого вываливает подвыпившая компания, и это меня почему-то настораживает. Пятеро пьяных парней – ну и что? Почему меня это задевает? Когда они успевают поравняться с нами, я понимаю почему: потому что с ними Владька. Куртка распахнута, в разрезе мелькает толстовка с обезьяной. Похоже, что Владька удивляется еще больше:

– Мама?

– Это так у тебя проходит школьная практика? – Я освобождаюсь из объятий Павла, мгновенно превращаясь в мамашу-наседку. Мне очень хочется добавить что-то вроде: «Ты позоришь облик школьного учителя», но язык плохо слушается.

– Мама, что ты тут делаешь?!

– Это Павел, сын тети Марины, помнишь, я тебе рассказывала? – Я невольно начинаю оправдываться. – Мы как раз разговаривали про тетю Марину.

Господи, если Маринка – тетя Марина, то я же для Павлика тетя Аня.

– Чтобы к ночи дома был! – отрезаю я и демонстративно беру Павла под руку. Это я демонстрирую что? Право на личную жизнь? Или право на жизнь вообще? И мы удаляемся в темноту, а Владька так и остается на освещенной тропинке, наверняка провожая нас взглядом – это я чувствую как будто спиной.

– Владька, мой сын, – через паузу говорю я.

– А мужа нет?

– Откуда ты знаешь?

– У мамы спросил.

Я начинаю хохотать. Конечно, это пьяный смех, но я не смеялась уже давно. Повода не было. А тут мне становится действительно смешно еще и потому, что вот мы темной тропинкой углубляемся в лес, в сторону кладбища, а мне в голову при этом почему-то лезет песня «Человек проходит как хозяин». Никакой связи с текущим моментом, от этого и смешно. Вообще у меня эта песня как раз ассоциируется с сине-линялым спортивным костюмом, то есть этот человек, который проходит необъятной родиной своей, одет именно в такой костюм – наверняка картинка еще из детства. В поход собрался человек по своей малой родине. Термос положил в рюкзак, перочинный нож, бутерброды. А что надеть? Конечно, спортивный костюм.

– Чего смеешься? – спрашивает Павел.

– Смешная вышла ситуация с Владькой. Вообще еще ведь не поздно? Часов семь, наверное, а я на него напала.

Павел молчит. Наверно, ему не нравится, когда я превращаюсь в мамашу.

– Ты с родителями живешь? – спрашиваю я.

– Нет, конечно, уже давно.

Неожиданно впереди открывается озеро и вид на город, оставшийся на противоположном берегу. Город лежит толстым светящимся червем, а дальше – темнота, разреженная редкими огоньками.