Игорь Сотников - Память совести или совесть памяти

– Где-то 16—17 лет. Да, кажется, уже пора в эти годы о другом думать, но я скажу в свое оправдание, что тогда время другое было, да и я, возможно, слегка поздно начал развиваться, – несколько смущенно ответил Лу.

– А вы другие варианты не рассматривали? Или этот, по вашему мнению, вам больше всего подходит? – спросил Консультант.

– Если честно – то ничего больше на ум не приходит. Но, в принципе, школьное время меня до сих пор тревожит, и вызывает огромное желание заглянуть в него, – сказал Лу.

– Хорошо. Пусть, будет так. Все равно, нам будет необходимо провести пробное погружение на не очень большое расстояние. К примеру, в трехдневное прошлое.

– На три дня назад я бы не очень-то хотел вернуться, – сказал Лу.

– Нет, мы же не сегодня начнем наш эксперимент. Ведь нам надо выполнить массу работ, как в техническом, так и в организационном плане. Так что: и вам, и нам нужно время для подготовки.

– А что, собственно, от меня требуется? – спросил Лу.

– Я думаю, что для первого экспериментального погружения нам нужно постараться удержать все втайне от посторонних, да и не только. Конфиденциальность и ограниченная вовлеченность людей, участвующих в процессе – вот что нам необходимо обеспечить для успешности нашего процесса обмена. Так что (кроме вас и нашего отдела) об этом никто знать не будет, а вы, в свою очередь, подберите наиболее удобное время для вас, отмените все встречи как минимум на неделю, и обозначьте подходящее для этого место. Мы же, подготовим нужное техническое оснащение и психологическую поддержку для вас в случае успешного обмена, – сказал Консультант.

– Хорошо. Мне все понятно, – поднимаясь с места, сказал Лу. – Думаю, что уже завтра я буду готов сообщить вам все необходимое.

– Тогда, мы ждем вашего звонка, – сказал Консультант ему напоследок.

Надо ли говорить, что Лу, выйдя из кабинета, чувствовал себя крайне возбужденным? Давно он уже не испытывал такого состояния нетерпения, ему хотелось прямо сейчас, или по крайней мере уже завтра, запустить этот процесс обмена. Эти мысли не покидали его до самого выхода из здания, но уже сев в свой автомобиль, Лу знал: что, где и когда. Он взял телефон, и набрав Консультанта, сообщил ему.

– Давайте не будем откладывать все в долгий ящик. Значит так, адрес я вам скину по «эс-эм-эс», после чего жду вас там завтра, со всем необходимым оснащением. Так, примерно, ближе к обеду.

– Без проблем, – ответил голос на той стороне трубки.

– Ну, все. До встречи, – закончил разговор Лу.

«Я бы, тоже не усидел!», – сам себе сказал Консультант, направившись собирать свой отдел в дорогу.

Лу же, позвонив Гере, сообщил ему, чтобы тот отменил все его встречи и дела на неделю, чем вызвал в нем не меньшее волнение, чем если бы Лу вновь вызвал Геру к себе. И ведь на все Герины вопросы, был один многозначащий и так мало говорящий ответ: «Потом все узнаешь!». А что узнаешь, и почему потом – попробуй тут догадайся, и получается так, что вместо того, чтобы успокоится, те (кому это следовало бы сделать, для чего собственно и должен был послужить сей оздоровительный звонок), наоборот, ничего не желая слышать, обвиняют тебя в том, что ты заставил их не спать и мучатся в догадках, пытаясь разгадать тайну заключенную в твоем ответе: «Потом все узнаешь!».

И ведь, что только они себе не навоображают: тут и козни западных спецслужб, решивших для себя, что вы именно тот человек, который им даже очень нужен, и поэтому они всеми способами стараются завербовать вас, но вы-то не так просты, как кажетесь – горстка родной земли, спрятанная в вашем кармане, вам дороже всех посылов зловредных шпионов (вам нужна всего лишь неделя, чтобы проверить, насколько длинны носы у этих шпионов, и как только вы это узнаете – то обязательно обведете их вокруг носа; тут и то, что за вами охотятся наследники дона Корлеоне, пытаясь окрестить вас, но вы ведь придерживаетесь совсем другого, православного взгляда на это таинство, и вы всеми способами открещиваетесь от этих их предложений, отвергая тиару; и забытое всеми (но только не вами!) НЛО вдруг решило напомнить о себе, утащив вас на свой корабль для экспериментов (а неделя – как раз тот срок, за который создал бог землю, значит, и вы сможете помочь им, в своих далеко идущих строительных планах). У этих «тех» возникали и другие никчемные предположения (которые, если быть честным, больше отражали реальность, отличие от первых – не их, а моих фантазий), эти предположения нет-нет да затесывались в умах приземленных некреативныхособ, а одно из них: «А может, он в очередной раз решил уйти в запой?», – разве не оскорбляет наши возвышенные чувства? И мы оставляем его без ответа, то смело можем контраргументировать, заявив: «Кто о чем думает – тот о том и говорит!». Но когда приходит день ответов, и ты на их нетерпеливый вопрос отвечаешь, что всего лишь уезжал на рыбалку, они с возмущением начинают обвинять тебя в твоей сухости: «А что, нам прикажешь, надо было думать?». Но мы-то знаем, что больше всего их огорчает – несбыточность их фантазий, на взлете подрезанная вами и… серой реальностью жизни. И они, недовольные вами (а значит всем этим миром), плюют себе под ноги со словами: «Ни ума – ни фантазии!». Они отворачиваются от вас, но только до первого запаха ушицы из кухни. Вот и думаешь после этого, что же лучше сделать: звонить, или уже потом позвонить?

Лу же, после звонка заехав к себе в дом, взял там смену одежды, отпустил водителя и, сев за руль автомобиля, направил его туда… куда считал нужным.

Но куда же, он поехал? Или опять загадки? «А может, вы решили сузить круг вовлеченных в действие за счет нас, читателей?», – потрясет всех откровением и своей суровостью любознательный читатель. «Да я, хотел, всего лишь…» – не даст мне закончить фразу суровый человек, перебив своей угрозой: «Смотрите… Если мне не на что будет смотреть в вашем повествовании – то я могу и закрыть книгу! Так вот, что бы этого не случилось – давайте, увлеките меня замысловатостью сюжета. Иначе…». «Но- но! Попрошу!», – уже не дав закончить ему, вставлю свое веское слово я. – «Не на того напали. Разве Муза может подчиниться насилию? Вот – то-то же. Так что, нечего меня пугать. Давайте продолжим!».

Я-то знаю, что он (читатель) не закроет книгу. Не сможет. Ведь она у него – электронная…

Кто-то сказал, что каждый родившийся в маленьком городке мечтает уехать из него, ну а те же, кому это удалось – жаждут вернуться обратно. Так они и живут в полушаге от своего казалось бы сбыточногожелания, но, пожалуй, уже все-таки – несбыточного, ведь, внутренний шлагбаум уже вряд ли позволит им переступить его. Каждый маленький поселок, городок… и так – по возрастающей, живет в тени относительно своего мегаполиса, который и определяет погоду в этом маленьком городке. В свою очередь, маленький городок служит, в некотором роде, корневой системой мегаполиса, подпитывая его свежей кровью и другим ресурсом. При этом, житель мегаполиса слегка свысока смотрит на жителя маленького городка, считая его не столь высококультурным как он. Видимо, культурность – такая штука, которая водится только в больших городах, наделяя ее носителей этим своего рода чванством. Малокультурные же жители маленьких городов не всегда согласны с таким мнением, и частенько «окультуривают» гостей из мегаполиса где-нибудь вечером, возле мест массовых культурных мероприятий, типа дискотеки. И может показаться, что антагонизм между двумя этими представителями разных уровней культур никак невозможно преодолеть, но не надо спешить с выводами. И как только на горизонте появляется представитель еще более культурного, то есть столичного общества – вражда в местном культурном сообществе затихает, он обращает свой совместный взор на так любимого всеми столичного гостя. Ведь столичный гость – всегда есть воплощение всех экстракачеств, с которыми он не против поделиться (а вернее будет сказать – поучить вас) с вами, с высоты своего столичного статуса. Но местные аборигены – народ невоспитанный, и все сам норовит вставить свое слово в пылкую дискуссию, часто переходящую в тыканье носом столичного гостя в его недостатки. Но данный способ (тыканье носом) всегда сопровождается попаданием в этот самый нос, и поэтому – разбитием последнего, так что всегда трудно сказать, было ли найдено взаимопонимание, или имела лишь место попытка. Известно лишь одно, что в дальнейшем столичный гость смущался таких знаков внимания к его персоне, и больше не пытался высказывать свое высокое мнение, отложив его до лучших, столичных времен.