Станислав Афонский - Дом «Ха-Ха»

Само собой разумеется процветало, конечно, и социалистическое соревнование, и соответствующие обязательства. Комсомольцем я был активным и праведным, но к такому важному делу, как соцсоревнование, относился не очень серьезно. Считал, что необходимо работать хорошо всегда, а не только по случаю каких—либо дат социалистически соревнуясь. Но однажды, творчески подумав, я решился на личный эксперимент: взял на себя такое, что и парторг, и комсорг цеха посмотрели на меня мало сказать недоверчиво. По их взглядам было понятно: они видят перед собой необузданного хвастуна и идеологического афериста. Но продумано мной все было досконально, и обязательства свои я выполнил пункт в пункт. Ждал подведения итогов, надеясь получить заслуженную похвалу и, возможно, нечто, более материальное. Но не дождался, забыв со временем и о своих обязательствах, и ожиданиях… До тех пор, пока случайно не обнаружил в пыльном углу технологического сейфа пачку каких-то бланков, завёрнутых в пожелтелую газету. Сдув пыль и развернув газету, я обнаружил… Наши социалистические обязательства, с моими «повышенными» в том числе…

Находка не потрясла и не обескуражила – именно такой финал мне и предсказывали мои многоопытные коллеги… Приходя после работы в свой «Дом «Ха-ха», мы за вечерними сигаретами посмеивались над идеологическими потугами наших руководителей, не придавая им слишком большого значения.

Несмотря на своеобразную организацию труда, заводом своим мы гордились. Гордились, без всякой иронии, тем, что работаем на оборону страны, способствуя тем самым её защите от потенциальных агрессоров, как нас уверяли, со всех сторон зловеще нас окружающих. Сознание этой гордости и помогало нам терпеливо сносить все неурядицы в нашей работе и в быту. Правда, сосуществовало оно с сознанием безысходности: многие из нас, возможно, ушли бы на какой-нибудь другой завод, но и на других заводах происходило примерно то же самое. Да и с жильем тотчас же возникли бы проблемы. Поэтому мысли о поисках более лучшего, появившись и померцав в сознании, вскоре исчезали.

А рабочие нашего завода на других заводах ценились высоко, как специалисты. Наши станочники, придя в другие организации, быстро осваивались и способны были работать на любых станках, и с любым инструментом. Тогда как пришедшие к нам с других заводов, даже имея высокие разряды, осваивались не сразу. Наше производство требовало высокой точности и аккуратности, детали отличались сложностью, и ответственность за качество их изготовления была тоже высока.

При всей напряженности нашей работы не следует, однако, думать, что на своих рабочих местах мы только работой и занимались. Случались и отдушины, когда люди общались между собой именно от души. Работа была местом, где мы узнавали самые свежие городские новости и новые анекдоты… Однажды, вскоре после того, как в стране ввели правило продавать спиртное только с одиннадцати часов дня, наш Хрущев улетел в Америку. Вечером об этом знаменательном факте передали по телевидению, а на следующее утро весь завод уже знал анекдот о том, что бедному Никите Сергеичу не давали опохмелиться после вечерней попойки по случаю его прибытия в США – до одиннадцати часов промучался, бедняга…

Механический наш цех ревел моторами станков и скрежетал металлом, и выл слесарным инструментом. Говорить, чтобы услышать друг друга, приходилось очень громко. Громогласно рассказывали и так называемые «антисоветские» анекдоты. Такой, например: «Загнивающий Запад стоит на краю пропасти… И заглядывает в неё – что это мы там делаем?.. Ответ: копаем ещё глубже…» Ответ на ежедневные потуги внушить нам, что запад всё более и более загнивает, а мы «идём семимильными шагами к коммунизму». Или вот ещё: «Седьмое ноября. Парад на Красной площади. Колонны войск. Танки, ракеты… Вот военная техника проходит. Появляется хиленькая группа людей в пальто и шляпах. Без лозунгов и маршей… Иностранные гости на трибунах недоумевают: „А это кто такие?“ Ответ: это – самое мощное разрушительное оружие СССР – Госплан!» Уж мы-то знали – с нашей штурмовщиной по выполнению плана…

В предновогодний вечер накануне наступления 2003 года прошелся я по бывшему когда-то нашим «Бродвею» – так в просторечии называли улицу Свердлова – от слова бродить. (А ещё «Свердлэй»). Нашей эту улицу мы считали потому, что она редкий вечер не видела нас на своем асфальте, а мы, проходя по ней, узнавали в лицо не только каждый дом, но и многих прохожих. Довольно легко удалось представить себе такой же вечер много лет назад, нашу компанию на этом самом месте, и взглянуть на нынешнюю Большую Покровку, как бы глазами пришельца из прошлого, попавшего в будущее… Вот я иду в солдатской шинели и в шапке того же происхождения, без перчаток. Не по причине своей морозостойкости, а из-за отсутствия средств на их покупку, да и потому ещё, что их и в продаже попросту нет. Захолодевшие пальцы сжал в кулаки и спрятал их в карманы. Вида своего внешнего не стесняюсь нисколько. В те годы многие, отслужив в армии, продолжали ходить в военной форме…

Вот иду я в мысленном таком виде по Большой Покровке, а вокруг меня, по пути со мной или навстречу мне идут люди в разнообразных дубленках, шубах, куртках, шапках и шапочках. Нарядные, добротно одетые… Мы себе такой одежды даже вообразить не могли. А уж купить…

Вокруг все, как прежде: те же дома на том же месте, те же фасады… Вот арка в доме напротив университета. Под нее мы проходили к «Дому офицеров». Он же «Дом Красной Армии». Он же просто «дэка». Именно так, и не иначе, называли его, чтобы определить место своего времяпровождения и приложения энергии. Впрочем, в нашем узком кругу имело место и другое наименование. Буфетчицей в «дэка» работала очень полная, но не толстая, женщина, приветливая и добродушная, среднего возраста, охотно откликавшаяся на обращение тетя Шура. Поскольку мимо буфета мы не проходили никогда, то для нас идти в «Дом офицеров» означало идти и к тете Шуре. Мы так и говорили: пойдем к «тете Шуре» и все было понятно.

Кроме «Тети Шуры» на тогдашней Свердловке, и прилегающих к ней улицах, располагалось еще множество мест, куда можно было сходить провести вечер. Начиная от площади Горького и до площади Минина, гостей ждали: «Голубой зал» в «Доме связи»; клуб Управления охраны общественного порядка или, упрощенно, «Клуб УООП» (эту аббревиатуру мы иногда слегка переиначивали, заменив последние две буквы другими), на улице Воробьева; клуб имени Свердлова; «Дом ученых»; «Дом медицинского работника»; «Дом работников торговли»; и, наконец, «Дом работников просвещения» или, короче, «дэрэпэ». В наиболее крупных из них, имеющих два, как клуб УООП, или даже несколько, как «дэка», – устраивались не просто танцы, а объемные вечера отдыха с разнообразной программой. Бывали даже вечера с двумя оркестрами одновременно, но только в разных залах. В одном играл эстрадный оркестр, а в другом – духовой. Если от такого разнообразия начинала кружиться голова, то можно было посетить третий зал и перевести дух, глядя на мультфильмы или короткометражные фильмы.