Ксения Демиденко - Практическая педагогика. Роман о школе, любви и не только…

– Не лезьте, потому что и вам могу заехать, хоть и учительница. Злой!

– Денис, это человек. Что он плохого тебе сделал, что ты его так бьешь?

– Меня этот человек сделал. Это мой батя, черт его схватил бы, – и со всей дури отправил свою ногу в район ребер стоящего на четвереньках мужчины. Я заградила собой потерпевшего:

– Остановись! Это преступление! Как можно бить отца?

– Такого? Можно и нужно. Дай я его раз убью, и больше он не будет здесь вонять, – глаза юноши пылали такой ненавистью, какой я еще никогда не видела у него. Вообще ни у кого не видела. Спасибо, рядом проходили двое мужчин, они схватили Дениса и оттянули к скамейке. По всему было видно, что они знают парня. Парень немного посидел на скамейке, остыл. Я забрала Дениса в класс, а мужчины вызвали скорую для отца Дениса. Ничего не спрашивала, просто дождалась, когда Денис сам захочет рассказать мне о том, что случилось. И он рассказал:

– Он мамку бьет. Очень бьет. Напьется и на ней зло сгоняет. Она из-за него инвалидность получила, – тихо начал рассказ Денис.

– А почему зло на ней? В чем ее вина? – спросила я.

– Когда-то она отказалась поехать с ним за границу. Я должен был родиться, и врачи не разрешали мамке лететь самолетом. А батя – профессор у нас… был. Тут его опыты никому не нужны. Вот и виноваты мы оказались с мамкой. Теперь у него шиза, на старости вообще переклинило. Я его убью, Соня Константиновна, – Денис так сморщился, что я поняла – так и будет.

– Почему же он не уехал сам? – нашла я вариант решения проблемы.

– Да куда он хроник такой теперь поедет? Кому он нужен? Кроме мамки, которая ему рабыней всю жизнь была. Пусть там по лужам и лазит.

– Но ведь тебя посадят, если что натворишь. Зачем жизнь губить?

– А ему можно? Мне десять было, когда… у меня мог быть братик или сестричка. Он сделал так, что… Хорошо, хоть маму спасли. Больно, Соня Константиновна. И я не знаю, что делать.

Мне показалось, что злость Дениса была еще глубже и причина состояла не только в проблемах отцовского характера и поведения.

– Ты всегда бился? – решилась спросить.

– А-а-а, вы об этом? – он посмотрел на свои туго стиснутые кулаки.– Папин характер. По наследству достался. Такой уж я есть. Как соберется эта злость – тогда и метелю каждого, кто под руку попадет. Но за дело.

– А спортом не пробовал заняться? – нерешительно спросила, прощупывая почву.

– Каким? – удивленно спросил, но в глазах зажегся маленький огонек. – Футбол? В него все играют. Как по мне, дебильная игра. Двадцать два придурка гоняют по полю мяч. Не прикольно.

– Почему сразу футбол? Существует много других видов спорта. Я уверена, что тебе уже что-то нравится. Ведь так?

– В корень зришь, учительница. Я б боксом занимался. Недалеко от нашего дома есть боксерский клуб. Но там нужно разрешение родителей и платно.

Я поняла проблему и попыталась найти выход. Пришлось потратить два часа на разговор с матерью Дениса. Сложно было объяснить несчастной затюканной женщине, что самое главное в ее жизни – будущее единственного ребенка, поэтому нужно постараться. Она подделала подпись мужа и выделила деньги для секции бокса. Так Денис пошел заниматься. Правду говорят, Москва не сразу строилась. Как бился Денис, так и продолжал, но не так агрессивно и теперь уже «за правое дело». Тренер не мог им нахвалиться, даже пообещал после школы устроить в физкультурный институт и забрать младшим тренером в клубе.

Отец Дениса все же узнал, что сын посещает бокс, даже узнал с чьей подачи, поэтому пришел поговорить ко мне. Выхожу я как-то со школы, чтобы домой идти, а предо мной стоит Александр Сергеевич. Как Пушкина назвали, честное слово! Злой гений получился. В глазах злость и куча вопросов. Я поняла, что час расплаты настал. Душа сразу в пятках спряталась (там надежнее), но гордость решила за все отдуваться. Виду не подаю, что боюсь, стою, гордо подняв голову. Когда-то читала, что если собаки не бояться, есть шанс, что не укусит. Если не бешеная.

Денис в папу, да, бык еще тот. И главное, никакой гарантии, что не бешеный этот папа.

– Это ты классная Дениса Агеева? – спрашивает и плюет на асфальт, нагло и беспардонно.

– Да. София Константиновна Соломина, – представилась и жду, когда меня будут убивать.

Их несуразные фигуры возникли где-то из глубины двора и стали впереди меня.

– Дядя, ты куда-то чухал? Вот и иди себе, – плевок в ответ, затушенная сигарета. Боковым зрением узнала Скворцова, потом Маркина. Что-то бы сказала, но дар речи потеряла.

– Пошли вон, шмаркачи. Я с ней хочу поговорить, – так же нагло и угрожающе процедил отец Дениса.

– Она с таким быдлом, как ты, не разговаривает… – и это мои ученики. Ужас! Созрела тема классного часа, если жива останусь.

– С таким, как вы, говорит же. Советует, б….дь, как жить, что делать. Я не посмотрю, что вас двое. Сейчас, как наклепаю, – угроза не подействовала.

– Нас не двое, дядя. Значительно больше. А начнешь руки распускать, часть первая, статья 125 Криминального Кодекса – нанесение телесных повреждений несовершеннолетним. Это тебе не жену дома дубасить чем-попало.

– Чего? Вы несовершеннолетние? Бычки недоношенные. Какая сука такое родила?

Все, парни рванули драться, но я выбежала вперед и закрыла их обоих, расставив руки:

– Нет, Андрюша! Рома! Не опускайтесь до его уровня. Он плохой, но я не хочу, чтобы вы пострадали.

– Что же, дядя, тебе повезло. При маме Соне не хочется ругаться с тобой. Но если подойдешь к ней хотя бы на полметра, с тобой будет говорить Жора Кныш, знаешь такого?

Судя по тому, как быстро исчез папа Дениса с горизонта, он знал и Кныша, и Жору. Я поблагодарила парней и попросила не бить Александра Сергеевича. Они пообещали, но домой не пошли. Я чувствовала, что где-то недалеко на определенном расстоянии, они провели меня до самого дома. Было страшно, но приятно. Так они провожали меня почти месяц, думая, что я не знаю. Потом у меня нашелся другой провожатый.

Таких детей, как Настя, называют неприметными. И черты внешности она имела невыразительные, и передвигалась незаметно, и в классе ее часто просто не замечали. Но я ее заметила сразу. Потому что она напомнила мне себя. Ее глаза. Это были интересные пытливые огоньки, обрамленные густыми, но не очень темными ресницами. Если другие девочки незаметно подкрашивались, то Настя – никогда не использовала косметику.

Когда я что-то рассказывала, Настя внимательно слушала, ее глаза сияли, и в них светился врожденный ум.

Родители Насти – обыкновенные работяги: мама – посудомойка в ресторане, папа строитель. У девочки была еще меньшая сестренка Катя, которая училась в девятом классе, и брат Сергей – ученик 8 класса. Я преподавала во всех этих классах, поэтому присмотрелась к детям и определила, что все трое очень сообразительные личности. И еще я заметила, что у детей слишком много синяков на теле. Если Настя мастерски гримировала синяки, то меньшие не особенно – то и старались что-либо делать. На мои вопросы: «Кто вас бил?», дети в один голос отвечали, что упали, ударились, бывает. И когда как-то после трех дней отсутствия Настя пришла в школу с синяком возле рта, я не удержалась и затеяла слишком откровенный разговор.