Станислав Афонский - Как я был чиновником

«Дневник. 17 декабря 1991 года в Клёве появился „глава администрации“ – Волик. 13 (!) декабря сессия Клёвского Городского Завета народных депутатов утвердила его в новой должности единогдасным „одобрям-с“. Вся процедура, и сессия вместе с ней, длилась двадцать минут».

Потом, спустя с десяток лет, факт, записанный в дневнике вечером того же дня 13 декабря, позабыли. Солидный юрист, преподаватель ВУЗ-а, председатель Зекского собрания безапелляционно заявил: «В те времена на должности глав администраций только назначали и поэтому Волик избран быть не мог». Однако – был утверждён депутатами открытым голосованием: можно сказать – избран избранниками народа. Не приняли бы они Волика, не проголосовали бы за него – первым мэром клёвского города стал бы кто-то другой.

Продолжение записи 13 декабря 1991 года. «В исполкоме – перестройка. Спешно сооружаются кирпичные стенки там, где их ещё нет. Новому начальству – новые кабинеты. Скоро там останутся свободными только коридоры, лестничные площадки да сами лестницы… если никому не понадобится и там соорудить служебные помещения.

Среди аппарата исполкома трепет, паника и резкое усиление межусобиц: все боятся потерять свои места и воюют за них… между собой.

Тутошние «демократы» оживились. Кавычки поставил сознательно: они – демократы действительно только так называемые. На самом же деле у них закваска совсем иной партии. Характерные качества: бездоказательная, незыблемая и безапелляционная вера только в свою правоту, навешивание ярлыков, подозрительность, подстрекательство, провокации, ложь, тенденциозность. Во всём этом убедился на собственном опыте и таковой же шкуре.

Оживление наступило, как обычно, по любимому поводу: кого выгнать из руководящих исполкомовцев и кого кем заменить».

Позже оппозиция Волика утвердила мнение: здание администрации города начали забивать кабинетами до упора только после вступления Волика во власть. Раньше. Постепенно исчезло всё, с точки зрения чиновников, пустое пространство в здании. Даже малый зал заседаний. На его месте сегодня помещения Земкского собрания.

«Дневник. 17 декабря 1991 года. Считал, почему-то, что Волик приступит к исполнению своих обязанностей мэра со вчерашнего дня. Но он и сегодня не действует. В областном Завете занят. Довершает начатые дела в четырёх депутатских комиссиях.

Можно сказать, что сегодня не действуют ни облисполком, ни райисполком – многие на всякий случай ищут себе другую работу. Все уверены, что принцип «новой метлы» в наши демократические дни наиболее приемлем для зачистки».

Формально ни на муниципальной, ни на государственной службе чиновников ныне не существует. Есть служащие и только служащие и никого, кроме служащих. Чиновник – от слова чин. Когда-то к чину, кроме зарплаты и чести его иметь, прилагалась форма различной степени пышности. Чем выше чин – тем пышнее форма. Чины тоже имели значение не только чисто символическое: титулярный советник, тайный советник и «прочая – прочая». Так и величали соответственно чину с непременным приложением чиновничьей градации. Сегодня «гос» и «мун» служащие тоже имеют какие-то приставки к своим должностям, но они существуют только в служебных документах отделов кадров. Если приходится упоминать кого-то из служащих в печати или в официальной обстановке, то называется только его должность, без приставок к ней служебного ранга. Слово чиновник приобрело смысл издевательский.

И не мудрено или наоборот – мудрствуя лукаво. Даже в словаре Сергея Ивановича Ожегова смысл слова чиновник обозначен так: «Тот, кто ведёт свою работу с холодным равнодушием, без интереса». Такого сорта люди подвизаются во всякой профессии и в любом деле, но их чиновниками не называют. Чаще называют так и тех, кто работает с душой, азартом, инициативой и даже, не испугаемся этого слова, – энтузиазмом. Принято считать так: если ты чиновник, то непременно равнодушный, чёрствый и, желательно, заплесневелый, сухарь. К тому же ещё и взяточник или, «по-научному» говоря, коррупционер. В этом и есть тайный смысл и интерес чиновника… Позвольте, но тогда коррупционер – не чиновник – ведь, согласно Ожегову, у чиновника никакого интереса быть не может, а только «холодное равнодушие». У коррупционера же к взяткам горячий интерес, а вовсе не равнодушие.

Как бы то ни было, но мне в Клёвской мэрии холодно-равнодушных муниципальных служащих встречать не доводилось. Все, или выразимся на всякий случай более осторожно – почти все, начальники департаментов работали с большим напряжением сил и средств – если таковые имелись в бюджете. Чаще всего, или опять выразимся с оглядкой, средства в бюджет поступают из слезоточивых глаз кота или из подобия лёгких облачков на высушенном засухой небе. Так что не очень-то развернёшься в трудовом порыве, да и сам порыв может иссякнуть и завянуть, как и всякий полезный овощь без полива.

Только что избранные депутаты, в эйфории от восторга самими собой, как избранниками народа, и непоколебимой уверенности в правоте своей, символически указуя большим перстом куда-то назад – «за моей спиной тысячи избирателей», не сомневаются: то, что не сделано директорами департаментов, отделов или комитетов – не выполнено исключительно по их, руководителей, вине – нерадивы, холодно равнодушны, безынициативны…

Резких кадровых изменений сразу же после прихода к власти Волика не последовало. Прежние руководители подразделений мэрии продолжили работать на местах, к которым привыкли седалищные части их тел. Но работа их, этих мест, стала менее спокойной. Но зато более напряжённой. По словам тех же руководителей подразделений, администрации новая «метла» принялась выметать главным образом лень, равнодушие, нерадивость, безыництиативность. В его кабинете появился строгий лозунг: «Приходи к начальнику не с вопросом, а с предложением!» Волик стал больше и строже требовать. Если сравнить администрацию того времени с строптивой и распущенной лошадью, то мэр её укротил и на путь истинный направил: подтянул вожжи и вставил узду дисциплины. Со временем, вникнув во внутренние традиции коллектива бывшего исполкома справлять дни рождения руководства по кабинетам каждого с обильными возлияниями, плясками и танцами-шманцами, не скрыть греха и временами с обжиманцами, всякое подобие таких увеселений внутри здания мэрии строго настрого запретил и прекратил. Руководителей, помнится, было пятнадцать и чествования происходили почти ежемесячно, а то и раза по два в месяц. Некоторых, увеселившихся слегка чересчур, из мэрии выносили.

Главным советчиком Волика, на первых порах его «мэрской» (аналог мерзкой), как он сам поговаривал, работы зарекомендовал Олег Полощук. Как и что он советовал мэру, не известно, но после его информации о планах Волика, которую он доверительно излагал служащим администрации, некоторые из них начинали уныло готовиться к увольнению. Такая процедура выпадала на долю тех, чьи должности не совпадали с их способностями и профессиями. Бывший профессионал – политик Золотарский, возглавлявший райком комсомола, вдруг стал руководить торговлей. Возможно, имелись в душе его какие-то стремления к этой древней профессии, но в условиях того времени они оказались недостаточно корректными, с точки зрения новой «метлы».