Евгений Жироухов - Аварийная баллада. (Рассказы)

Желтков успевал только вернуться с очередного вызова на преступление в свой кабинет, напечатать очередное постановление о возбуждении уголовного дела, выставить учётную карточку – и снова вызов, снова преступление в одном из посёлков и приисков по его юрисдикции, которые требуется… не раскрывать – просто «оформлять и регистрировать».

Два грузовика на горном перевале врезались друг в друга, четыре трупа… Муж на почве ревности сбросился с крыши пятиэтажки… Пасынок зарезал своего отчима… Ограбили золотодобывающую установку на одном из приисков… Групповое хулиганство в общежитие… Малолетки забили насмерть бомжа в подъезде…

Возвращаясь в свой кабинет, Желтков с трудом протискивался по коридору через толпу вызванных им ранее по повесткам свидетелей, потерпевших, обвиняемых, возмущённых до стадии матросов «Потёмкина». В его сейфе уже лежало около двадцати «живых» дел, по которым процессуальные сроки тикали неумолимо, как часы, отсчитывающие время до конца Света. Желтков, пробираясь через толпу, извинялся, скороговоркой оправдывался, отмечал по ходу повестки, ругался и наиболее настырных за шиворот выпихивал из кабинета.

В его кабинет протиснулся через толпу «матросов» и начальник местного отделения милиции, осунувшийся за последние дни, с обмороженным, шелушащимся лицом.

– Петя, ну давай, что ли, Василь Григорьича подключай. Вижу, зашиваешься, ведь… Вот комиссию какую-то из области к нам шлют… Не к добру, думаю.

Желтков, путаясь в связке ключей перед дверцей сейфа, отвечал отрывисто:

– Приезжают? Пусть приезжают, пусть посмотрят… Василь Григорьевича вызвать? Конечно, вызвать. Так он, если захочет опять окажется на больничном. Ветеран. А мне до «ветеранов» не дожить – здоровья не хватит…

– Да, Петь, – как будто, между прочим, заканчивал милицейский начальник, – в Кадыкчане сейф в универмаге раскурочили. Надо выезжать. Местный опер в машине…

Желтков опять пробирался через толпу персонажей уголовных дел, раздавая по пути обещания принять во внимание их «пустые хлопоты». Водитель «канарейки» и сопровождающий инспектор угрозыска посмотрели на Желткова так, будто он прямая причина лишения их тихого ужина в кругу семьи.

В кругу своей семьи Петька Желтков очень редко ужинал, обедал и завтракал. На этой приполярной территории его главной обязанностью были… Перед государством – круглосуточная работа без предъявления каких-либо претензий за свои напряги. Перед семьёй, вообще – добиться худо-бедной жилплощади, устроить сына в детсадик, а жену на работу, оставлять ползарплаты на сберкнижке. Перед сыном, в частности – сходить с ним раз в месяц в местный клуб на детский сеанс, и раз в полгода – побродить по ближней тайге. А так всё: вжиг-вжиг- поворот, как на трассе бобслея.

Через месяц, примерно – вспышки на солнце, что ли, прекратились – волна криминала пошла на спад. Желтков уже безвылазно просиживал в своём кабинете, порой до полуночи. Печатал на убогой «Украине» процессуальные бумажки. Сам перед собой справедливо понимая, что, может быть, в этом криминальном извержении он много не раскрыл и не раскроет, но хотя бы успел оформить в полагающемся формате преступное событие.

Оторвав подушечки пальцев от клавиш печатной машинки, он прислушался к задорному смеху, доносившемуся из дежурной части милиции. Молодые сержантики, довольные своей жизнью, службой, формой и приобретёнными полномочиями весело проводили часы дежурства. Полизав кончики пальцев с выступившей из-под ногтей сукровицей, Желтков продолжал дальше стучать по клавишам. А мысли его витали отдельно от печатаемых под копирку формулировок из УК и УПК, а где-то в свободе – на свободе, где жизнь не вжиг-вжиг-бултых … и кладбище. А такая жизнь, что не в узком профессиональном ареале обитания, а такая жизнь: общая, раздольная, непредсказуемая наперёд. Какая-то жизнь – горизонтальная, в ширину, в объёмном кругозоре, а не узкая, вертикальная: делай карьеру, считай звёздочки на погонах и всё определено до самого кладбища. Но и в той жизни, наверное, свои неувязки, что бывает прапорщик-интендант счастливей и довольней выпавшей ему судьбой, чем генерал авиации. Жизнь должна быть безгранично объёмной во всех существующих измерениях. Жизнь должна быть неожиданной, незапланированной грядущим днём. Она же, жизнь дана нам мучительно-прекрасным подарком – эта безумно короткая жизнь…

Стоявший на столе фикус в горшке покачивал листьями в такт ударов по клавишам. Этот фикус одно время пришлось лечить от алкоголизма. В буквальном смысле, методом полной абстиненции.

По прибытию уже к конкретному месту службы, в посёлок, после расшаркивания подошвами перед областным и районным начальством Желтков «выставился», как полагается, перед новыми соратниками, офицерами поселкового отделения милиции. Выпили крепко, «по-колымски», запивая водку крепким чаем. К новому «следаку», от которого по его должности зависели показатели работы и по их должности, инспектора УГРО, БХСС, ГАИ хотели присмотреться дотошно и поэтому «накачали» Желткова до полной отключки. А потом дружески довели до номера в местной гостинице, где ещё «на посошок». А утром Желткову было «очень плохо».

Но он вышел на работу, сидел в кабинете с мимикой мученика на лице и перебирал бумажки из сейфа. В кабинет без стука, по-свойски вошёл незнакомый жизнерадостный мужчина в большой оленьей шапке. Он снял шапку, из-за пазухи вытащил пузатую бутылку «Плиски». Ничего не говоря, только улыбаясь, наполнил всклинь стоявшие у графина два стакана.

Желтков сделал вежливые два глотка, а мужчина свой стакан выпил залпом и закусил карамелькой. Потом стал рассказывать, кто он есть такой. Он есть «профессиональный внештатник, который помогает милиции распутывать всякие запутанные дела».

В этот же день приходил знакомиться ещё один «внештатный сотрудник милиции» и на следующий – несколько таких же «друзей милиции». Все они начинали «мне сказали – ты свой мужик» и выставляли пузатую «Плиску». Желткову, в конце концов, надоело вежливо отказываться, и он просто, молча, выливал коньяк под корни фикуса. Пока «друзья милиции» отучились приходить «знакомиться», фикус «приучился» к коньяку, пошёл в буйный рост и даже распустил на верхушке белый бутон. Когда же коньячная подкормка закончилась, фикус захирел, литья опустились грустно, земля в горшке заплесневела. Секретарша из канцелярии сказала, что цветок погибает и взялась его реанимировать. Она обнаружила на его корнях странные, уродливые образования. Цветок долго чах – но потом приучился опять к простой воде.

Дома на ужин в сковородке была давно зажаренная, уже значительно подсохшая австралийская баранина, кастрюля остывшего пюре из сухой картошки и компот из консервированных ананасов. Непривычно богатое меню за последний период его жизни. Жена в меланхоличной задумчивости сидела на диване перед телевизором и щипала пальцами кончики своих волос. По телевизору показывали костюмный фильм про красивую жизнь в спокойной и скучной Англии. «Влюбилась, что ли, в кого?», – второстепенной мыслью подумал Желтков про жену.