Татьяна Норкина - Пять синхронных срезов (механизм разрушения). Книга первая

И так далее, стихи были длинные, целая поэма. Дальше папа переходил на себя, но тему мошковских врачей не оставил: «Безмозглый эскулап последний выдрал зуб, а как же я питаться буду…»

Я вижу нас с Лидией Андреевной посредине деревни, напротив памятника павшим на войне землякам. Я здороваюсь, и она останавливает меня: «Таня, а вдруг всё же тебе придётся писать сочинение: возьми тему современности, не пиши по классической литературе… Не сдавай раньше времени, ты очень любишь; хорошо проверь, вдруг слово какое-то пропустила; на вступительных экзаменах ставится одна оценка: за грамотность и за содержание». (Ей неудобно сказать мне, что я совсем не умею проверять: если уж я сделала нечаянно ошибку, то мне её уже не заметить.)

Очевидно, что Лидия Андреевна знает, что говорит, но откуда мой папа знает; он мне посоветовал то же самое: вступительное сочинение не пиши про Пушкина, пиши про комсомольцев, ты ещё ничего не понимаешь в Пушкине! Я ничего не понимаю в Пушкине?! Может быть, наоборот, как раз очень понимаю: Пушкин писал вольнолюбивые стихи! Ура! В Россию скачет кочующий деспот … Я только что два экзамена по литературе на пятёрки сдала! Но всё же, конечно, думаю: ладно! напишу как есть про комсомольцев.

Папа постепенно вдохновляется и даёт мне образчик текста на тему Великой Отечественной войны собственного сочинения. Материалом его большой поэмы, которую я всю забыла, а записана она не была, служит недавнее помпезное исправление несправедливости по отношению к герою татарского народа Мусе Джалилю:

Вся поэма, надо полагать, была написана белыми стихами.

Мне купили новый чемодан, модный, очень красивый, мягкий, коричневый, из качественного кожзама; весь на замках и на застёжках, с очень удобной чёрной пластмассовой ручкой. Чтобы ходить на экзамены, я взяла в Москву свою школьную форму: я её очень любила, шила сама из обрезков светло-зелёного гипюра воротничок и манжеты. Я взяла свои школьные учебники по биологии, физике и химии и с комсомольским билетом вместо паспорта поехала в Москву.

Мама с папой провожают меня до вагона, как мы когда-то Женю в Одессу. Поезд тронулся, мама немного всплакнула, папа говорит мне, чтоб писала; я, конечно же, обещала. Мне стало не по себе, что родители остаются одни: кто их будет теперь развлекать! В одном из самых первых писем в Москву мама мне написала: «Танечка, ты уехала – без тебя в доме стало пусто…» Но что же делать?! Всё как будто было предопределено заранее. Если я поступлю и выучусь, то через пять лет вернусь работать в родную деревню: в новом коричневом чемодане лежало направление на учёбу от нашего зверосовхоза. Папа счёл нужным таким образом подстраховать меня, почти гарантированно обеспечить мне поступление в академию.

На верхней полке скорого я открыла сборник рассказов О. Генри, взятый у мамы в библиотеке, и на первой странице прочла: «Дело не в дорогах, которые мы выбираем; то, что внутри нас, заставляет выбирать ту или иную дорогу…» Время в пути – 2 дня и 2 ночи. В поезде я простудилась, поскольку от жары постоянно открывала окно, и меня, конечно, продуло.

Рано утром «Сибиряк» плавно подкатил к высокому перрону Ярославского вокзала. Разумеется, было видно за километр, что это Танечка Норкина из Белоярки приехала поступать в ветеринарную академию. Московским таксистам, во всяком случае, всё было видно, как на ладони.

– Куда надо? – спросили они меня, едва я ступила на перрон.

– В Кузьминки, – отвечала я, несколько удивлённая своеобразным московским гостеприимством.

– Поехали!

– Сколько?

– Три рубля, – удивился таксист тому, что кто-то что-то ещё спрашивает.

Но я удивила его и быстро подошедших коллег ещё больше:

– На метро поеду!

Я как-то сразу поняла, что в Москве можно истратить любую сумму, и эти три рубля я без труда найду куда истратить. Но попозже. На метро одна пересадка – на «Таганской», чемодан для меня не такой уж и тяжёлый. Было одинаково интересно ехать и на такси и на метро – ведь я не была в Москве ровно три года.

Всё из того же библиотечного «Пособия для поступающих в вузы» мне были известны номера автобусов в нашу академию, но для верности я всё время спрашивала и вышла из метро на нужную остановку. Как известно, там чёрт ногу сломит. Проезжаю несколько остановок; невольно обращаю внимание на то, какие они короткие. В Новосибирске намного длиннее. Пожалуй, весь путь от станции метро «Кузьминки» до моста – это была бы одна автобусная остановка! На одну остановку никто в автобус не садится, тотчас догадываюсь я. Вот и заветная улица академика Константина Ивановича Скрябина, вот и дом № 23.

Поднимаюсь по ступенькам огромного красивого крыльца, и тут от новой жёлтой босоножки просто отваливается каблук, который стал отставать ещё в метро: я зацепила им ступеньку после входа на эскалатор, когда лестница-чудесница резко уходит вниз. Мне показалось, что я нормально сошла, и что это не мне дежурная внизу эскалатора сказала с упрёком: «Такая большая девочка! Не могла сойти!» Это произошло быстро, незаметно. Теперь я понимаю, что мне. Я отхожу на огромном крыльце чуть в сторону, вправо, расстёгиваю молнию на чемодане и спокойно вынимаю тёмно-синие новые мягкие домашние тапочки, в которых я два дня расхаживала по вагону. Я испытываю дискомфорт лишь одно мгновение; я полагаю, что всем будет глубоко безразлично, во что я обута. Так и есть! В главном корпусе академии даже немного странно безлюдно.

Внутри академии какой-то хороший умный человек сразу при входе повесил для нас развёрнутый тетрадный лист с красной рукописной стрелкой вправо и всего двумя словами:

ПРИЁМНАЯ КОМИССИЯ

Мне это очень понравилось, я пошла вправо, дошла до буфета, там меня снова поджидала стрелка. На этот раз влево. Влево же по коридору дверь приёмной комиссии, очереди сдавать документы: на каждый факультет своя; на ветфак самая большая, но конкурс на ветфак и на зоофак будет почти одинаковый, сравнительно небольшой, 3 человека. На стене информация о количестве учебных мест и поданных документов. Мне почему-то показалось, что очередь эта большая и какая-то трудная, но вот я, наконец, захожу.

Здесь-то я и узнала средний балл своего аттестата – 4,875. Очень высокий! Две четвёрки – русский, английский. Меня зачисляют в группу, в которой первые вступительные экзамены – химия и биология. Правильно делают! Бог милостив, мне не придётся сдавать вступительный экзамен по физике; ведь физику у нас преподавал директор так: то отсутствует, а то спит прямо на уроке в классе. Да!!