Александр Непоседа - В одно касание. Избранное

– Ты очень красива, Машенька!

Вырвалось у него.

– Вам нравится?

– Очень. Жаль, что у меня нет с собой фотоаппарата.

– У меня есть! Снимете? Сейчас.

Всплеснув руками, бросилась в соседнюю комнату.

Тут же вернулась.

– Давайте вместе, этой камерой можно!

Поставила стул, присела.

– Вот так! А вы – рядом! Возле меня!

Он сфокусировал, установил выдержку, нажал кнопку, встал за её плечом, коснулся спины. Вздрогнула, подняла глаза.

Вспышка. Щелчок.

Радостно захлопала в ладоши.

– Наша первая фотография! Правда?

Резко развернувшись, вспыхнув, прикрывая глаза.

– Поцелуйте меня!

Наклонился.

Во дворе раздались женские голоса, шаги.

– Мама с бабушкой.

Испуганный взгляд, учащённое дыхание, шепчущие губы.

– Ничего не бойся.

Подойдя к окну, растворил его – коснувшись подоконника мягко выпрыгнул.

Она рассмеялась. Протянула ладонь.

Стоя меж кустами сирени, поцеловал пальцы.

– Я буду ждать.

Шепнула на прощанье.

Дома состоялся не простой разговор.

– Оставь её сынок!

– Ты о чём, мама?

– Я видела вас сегодня вместе. За ней одноклассник присматривает. И он, и друзья его – бандиты.

– Какие это бандиты, мама, шпана. Бандитов я насмотрелся. Настоящих, головорезов.

Наливая чай, долго смотрела ему в глаза. На лбу проявилась морщинка.

– Местные не лучше и не хуже, сын. А тебе университет надо закончить. Закружишься с девчонкой, затуманит она тебя.

– Прости, я буду поступать, как считаю нужным.

– Как знаешь.

После утренней пробежки, стоя во дворе, обливаясь холодной водой из ведра, услышал.

– Доброе утро!

– Машенька! Куда в такую рань?

– Сегодня экзамен по русскому!

Обернувшись полотенцем, подошел к калитке.

В школьной форме, с белоснежным фартуком, такими же бантами, словно праздничный майский утренник.

– Я подожду тебя в сквере, за школой, хочу поздравить первым. Хорошо?

– Ой, правда?

– Удачи тебе. Ни пуха, ни пера!

– К черту!

И она ясно улыбнулась.

– Поди сюда!

И легко поцеловал возле губ.

– Какой вы!

– Какой?

Залившись румянцем и счастливым смехом, побежала вдоль улицы, оглядываясь, ловя его взгляд.

В сквере нахлынуло.

С Гончаровой у них начинался роман.

Незадолго до этого, он прочел о Пушкине, все, что отыскал в библиотеках, был захвачен поэтом напрочь, переплавлял в себе его жизнь, судьбу, бесконечные поездки, ссылки…

Гончарова Наталья.

Стройна, белокура, с красивым профилем, пушистыми ресницами.

Вдохновлённый сходством – с женой поэта.

Имя и фамилия.

Самая яркая в классе.

В шестом и седьмом они сидели за одной партой.

Потом равнодушно общались на переменах, она слыла отличницей, но иногда просила списать домашнее задание по русскому языку. Он протягивал тетрадь.

Благодарила. Локоны, слабая близорукость глаз – она щурилась. Обворожительно улыбалась.

Они мало встречались вне школы, лишь в мае что-то сдвинулось, потеплело, окутало и её и его.

Экзамены перечеркнули тот короткий период. Он много занимался. А по окончанию школы уехал к морю.

Необходимо было отдохнуть, набраться сил и солнца, запоем читал. В душе смятенно рождалось незнакомое ощущение времени, сочинительства.

Неустанно купался, нырял, любовался подводным миром. Спешил надышаться бризом и солью. Предвидя свой осенний призыв. Увлекся Буниным, впитывая чистоту языка.

Ночью, просыпаясь внезапно, при ударах шторма, выходил к берегу. Ревело, грохотало. В темном небе летали жёлтые всполохи. Стонали чайки. Ялтинский маяк терялся в сумраке. И лишь афалины чувствовали себя привольно на гребне высокой волны. Безумный запах йода, невыразимой тоски летал над побережьем.

И навсегда запомнил девичий силуэт. Сломленный ветром.

На блестящем от влаги парапете. Одинокий. В легком плаще. С опущенным зонтом. Трогательный и зыбкий.

Из-за моря, его вечного шума, шороха волн, соленых брызг и раскаленного песка – вырос до облаков раскрытый том с чистыми шелестящими страницами, и жгучая потребность заполнить их с начала до конца быстролетящим почерком.

– Вот этот?

Хрустя песком, рассыпанным по дорожке, приближались четверо молодых людей. Остановились в трёх шагах. Заговорил черноволосый крепыш, пригладив висок.

– Ты, новый, оставь Машку!

– Машку не знаю. Не по адресу. Если ты о Марии, продолжай. А потом – я ничьих распоряжений не выполняю.

Он, не поднимаясь с лавки, рассматривал.

Черноволосый юлил глазами. Остальные ждали команды.

– Вот ты!

Указал на лидера.

– Отойдём, поговорим. По – мужски.

Ему то было известно – такие сильны стаей.

Крепыш растерялся. Оглянувшись на соратников, поддержки не нашел. Линялая футболка, потертые джинсы.

На лице отразилась растерянность.

– Что же ты струсил?

– Кто? Я? Пошли!

Он точно знал, что сказать ему.

Опыт войны, сумасшествие внезапной смерти учит один раз. Иного жизнь не предоставляет.

Повернули за кусты, постриженные в линейку. Взяв крепко за локоть и развернув к себе.

– Информированы вы в ноль. Я вырос здесь, а вы недавние. Слушай и запоминай! Марию тронете – убью. Тебя обнаружат первым. С поломанным верхним позвонком. Мучиться будешь недолго. А затем и дружков твоих. Я этому на войне обучался.

Провёл болевой прием.

– Ну, так что? Начнём?

Увидел жуткий страх в лице. Обыскал. Кастет. Нож.

Сложил в свой карман.

– Вам бы от скуки лягушек разводить!

Оттолкнул его, не испытывая жалости.

– Обходите меня по другой стороне улице.

Вышел на аллею и пошел прямо к школе, мимо ожидавшей троицы – расступились – насвистывая услышанную когда – то мелодию.

С крыльца спускалась Мария.

– Ну, как?

Он улыбнулся.

Она вскинула руки, показывая раскрытые ладони.

– Молодчина! Поздравляю!

Заглядывая ему в глаза спросила.

– Что-то случилось?

– Небольшой конфликт. Уладили.

И взяв её руку.

– Я никому тебя не отдам, слышишь.

– Да, я знаю. Идем.

Остановившись у реки, швырнул далеко в воду нож с кастетом.

Не успев разглядеть их, спросила.

– Что это было.

– Ненужные вещи для жизни.

И долго, томительно целовались. В тишине, наполненной полетами стрекоз.

– А я нынче в институт поступать буду.

Поправляя волосы, и горячо дыша.

– Я с тобой поеду.

Обняв, вдыхал запах её волос.

На второй год, умирая при тяжелейших родах, она, на мгновения теряя сознание и возвращаясь в свет невыносимо-ярких ламп, звала его по имени.

Но врач, не сумевший спасти ребенка, прилагал все усилия для сохранения жизни молодой женщины.

Узнав слишком поздно, миновав бесконечный коридор и войдя в страшную, полуосвещенную комнату, где медсестра предупредительно откинула простынь, он увидел бледное, обескровленное лицо с потемневшими нижними веками.