Геннадий Пименов - Дело пернатых. Пессимистическая комедия

– Скажу вам больше того: они теперь прикрываются как щитом Пастернаком, который, кстати, тоже писал Сталину панегирики…

– Не может быть…

– Может, может, в этом сообществе недержателей речи рифмованой невозможного нет… А поскольку у вас заявлен Блок на повестку, то держитесь, его тоже не пощадят…

И поэту, в самом деле, досталось не меньше. Забегая вперед, заметим, что директору сразу после урока попал на стол очередной зубодробительный текст, точнее, торжественно переданный докладчиком экземпляр и дискета. Значит, скандальный подход школе понравился и здесь прижился. Причем очередной докладчик снова взял суровый карательный тон…

«Теперь по заведенному нами порядку вызывается гражданин и поэт Александр Блок , бывший секретарь Чрезвычайной Комиссии, взявшей в 17-ом, в Царскосельском, так сказать, под охрану высших державных персон. В Петропавловской (!) церкви чекистом-поэтом записаны самые проникновенные строки – показаний титулованных арестантов. А вот свидетельства просвещенного доброхота: «Блок видит унижения вчерашних знаменитых и говорит, что никого нельзя судить». И догадайся, что он хотел этим сказать, ведь этих «бывших» знаменитостей большей частью и не судили: арестовали и расстреляли – сразу или потом…

Тяготение признанного поэта к революции вызывало откровенное непонимание и неприязнь. Знаменитый поэт-символист, автор «Стихов о Прекрасной Даме», поражавший богемную публику утонченностью лирики, за которую снискал любовь, поклонение образованных, искушенных людей, – а тут революция, экспроприации, грязь, кровь, муки и мухи… По происхождению, воспитанию, манерам и облику Блок – настоящий чинный, надменный барин, «даже в последние годы – без воротничка и в картузе – он казался переодетым патрицием», а тут такой неожиданный поворот. Даже Зинаида Гиппиус, которая считала Блока (вместе с А. Белым) «личными моими долголетними друзьями», осуждая их, высказывала сомнения в «невинности» и искренности этих людей:

«Впрочем, – какой большевик – Блок! Он и вертится где-то около, в левых эсерах. Он и А. Белый – это просто «потерянные дети», ничего не понимающие, аполитичные отныне и до века. Блок и сам когда-то соглашался, что он «потерянное дитя», не больше.

Но бывают времена, когда нельзя быть безответственным, когда всякий обязан быть человеком. И я «взорвала мосты» между нами, как это ни больно. Пусть у Блока, да и у Белого, – «душа невинна», – я не прощу им никогда»…

Так пусть этот поэт из ЧК с «невинной душой» откроет свои дневники-протоколы, пусть обнародует неприкрытую правду о заточении министров и Царской семьи. Нежный лирик Блок эту правду скрывает, но от возмездия не уйдет – слишком много он в спешке оставил следов. Доисторический интеллектуал Периандр располагал соотечественников к несуетности мысли, наставляя «Обдумывай все заранее», а знаменитый Блок – наперекор зароку – обслуживая власть, суетился, спешил:

«Переделать все. Устроить так чтобы все стало новым; чтобы лживая, грязная, скучная однообразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью»… «Горе тем, кто думает найти в революции исполнение только своих мечтаний, как бы ни высоки и благородны они ни были…» «Мир и братство народов – вот знак, под которым проходит русская революция. Вот о чем ревет ее поток. Вот музыка, которую имеющий уши должен слышать»…

Когда в «чрезвычайках» тугоухим, не слушавшим «музыку революции» отрезали члены и уши, они, видимо, сознавали, в чем их вина: надо было внимать лире поэта…

Ранний Блок кликушествовал на Россию:

А в самом начале Мировой войны ему «казалось минуту», что она не только не обернется «торжеством хама», но «очистит душу». Потом, когда катарсис войны обернулся морями крови, когда она переросла в революцию, когда в Шахматово его подневольный «несчастный Федот изгадил, опоганил… духовные ценности» Блока и спалил его библиотеку, наш бледнолицый собрат не опамятовал, но даже спешил подбросить дровишки в российский костер. Мало того: наш рафинированный лирик окармляет своим поэтическим словом Вандею:

«Так значит я – сильнее и до сих пор, и эту силу я приобрел тем, что у кого-то (у предков) были досуг, деньги и независимость, рождались гордые и независимые ( хотя в другом и вырожденные (выд. Г. П.) дети, дети воспитывались, их научили (учила кровь, помогала учить изолированность от добывания хлеба в поте лица) тому, как создавать бесценное из ничего, „превращать в бриллианты крапиву“, потом – писать книги и… жить этими книгами в ту пору, когда не научившиеся их писать умирают с голоду»…

Если осмыслить, то получается, Блок еще раньше товарища Сталина принципиально поставил вопрос о вырожденцах, независимых от добывания хлеба, и даже в лихую годину способных прокормиться литературным трудом!.. А вот еще мысль, которая также не имеет цены:

«Всякая культура – научная ли, художественная ли – демонична. И именно чем научнее, чем художественнее, тем демоничнее. Но демонизм есть сила. А сила – это победить слабость, обидеть слабого (выд. Блоком!)».

Так вот где зарождалось практическое руководство для начинающего чекиста, который в силу необразованности плохо подчас понимал, что делать с теми, кто «превращает в бриллианты крапиву», во времена, когда многие питаются ей… Еще одна несправедливо забытая услуга поэта, вставшего на защиту наркома т овской (не путать с наркомаховой! – прим. Г. П.) этики: проницательный Блок дает прямую наводку всем тем, кто не может отличить буржуя от нормального человека:

«Буржуем называется всякий, кто накопил какие бы то ни было ценности, хотя бы духовные. Накопление духовных ценностей предполагает предшествующее ему накопление материальных»…

Тем, кому место на исторической свалке, Блок руки не подаст, правда, самому поэту-чекисту, с некоторых пор, многие не подавали руки. И потому его душили самые искренние и глубокие чувства к тем, кто стоит у революции на пути:

«Господи Боже! Дай мне силы освободиться от ненависти к нему, которая мешает мне жить в квартире, душит злобой, перебивает мысли… я задыхаюсь от ненависти, которая доходит до какого-то патологического, истерического омерзения, мешает жить. Отойди от меня сатана, отойди от меня буржуа, только так, чтобы не соприкасаться, не видеть, не слышать, лучше я или еще хуже его, не знаю, но гнусно мне, рвотно мне, отойди, сатана».

А вот еще сокровенные перлы избранного пиита, до которого рядовым «рапповцам» далеко: