Владимир Янсюкевич - Роковой вояж. Футурологическая байка

Я уже свыкся со своим положением, несколько успокоился и даже пытался острить. А что мне оставалось?.. В самых катастрофических обстоятельствах человека всегда спасало самообладание, а самообладание почти всегда вступает в силу благодаря чувству юмора. Единственному чувству, выделяющему человека, как вид, из мира животных. А что, разве не так? И потеря оного чревата возвращению к первобытному звериному состоянию. Впрочем, подобная метаморфоза отнюдь не из разряда фантастики. Кто смотрит на вещи здраво, понимает, о чём я…

И я начал юморить, чтобы поймать за хвост самообладание. Пускай не слишком остроумно, но мне значительно полегчало.

– Допускаю, – говорю (это я про ремни якобы безопасности). Чтобы я не улетел далеко от башни, когда она рухнет? И чтобы долго не искать мой раздавленный труп?

Госпожа координатор чуть ли не обиделась, отвернулась в сторону, пожевала губами и снова повернулась ко мне со своей неизменной улыбкой.

– Она не может рухнуть, – говорит.

– Всё когда-нибудь рухнет, госпожа координатор, – отозвался я тихо. – Как рухнул мой мир. Дело времени.

Госпожа координатор сделала не совсем по-китайски круглые глаза, поджала улыбчивые губы.

– Время не имеет значения. Важно: кто вы и чего хотите.

– Я уже ничего не хочу, – ответил я вяло и больше в пику госпоже координатору.

– Ваше имя?

– Михаил. Михаил Юркевич.

– Вы еврей?

Опа-на! Приехали. Если и можно задать вопрос, который и мёртвого разбудит, то госпожа координатор попала в точку. Спрашиваю:

– А это имеет какое-то значение?

– Никакого.

– Тогда зачем…

Перебила.

– Отвечайте на вопрос.

– Нет, я русский, – говорю.

Госпожа координатор вдруг как-то странно замерла, будто зависла, и, пытаясь что-то отыскать на круглой столешнице, делала пальцем смазанные движения, как страницы листала. И одновременно с подозрением посматривала на меня, всем своим видом давая понять, что я произнёс какую-то невероятную бессмыслицу. И вдруг:

– Такой национальности нет в списках Империи.

«Здрасьте, приехали! А то я не знаю, есть я или нет».

– Куда же вы её, – говорю, – засунули?

Она мне с тупой настойчивостью:

– Вы лжёте. Есть только китайцы и евреи.

Стоп, говорю себе, если это юмор, то не смешной. А если она эту чушь утверждает всерьёз, то слишком трудно удержаться от смеха.

– Ну, знаете! Такого не может быть.

Она стоит на своём.

– Мне известна имперская история за все пятьсот лет с самого начала. И ни о каких русских нигде ни слова.

Я ей в свою очередь бросаю:

– Значит, вас тоже через ЕГ пропустили? Сочувствую. Древние говорили: чем больше человек уверен в своих знаниях, тем меньше он знает.

А сам подумал: «Если мне больше пятисот лет, а имперской истории ровно пятьсот, то я являюсь для неё доисторическим человеком? Руссокантропом? Поздравляю тебя Шарик, ты балбес!»

– Парадокс! – это она в ответ на мои слова о древних.

– Естественно, – говорю. – Но очень близкий к жизни. А американцы, надеюсь, есть?

– Нет никаких американцев.

У меня глаза на лоб, уши на затылок.

– А немцы? Французы? Англичане? Итальянцы? Турки..?

– У нас все – чайны. Мужчина – чайн. А женщина – чайна.

– А ребёнок – чайник, – вырвалось у меня не без злости. – Маленький такой, для чайной церемонии в кругу чайной семьи.

Теперь у неё глаза на лоб, уши на затылок.

– Я вас не понимаю…

– У вас и с юмором, как погляжу, проблемы.

Нет, вы послушайте дальше.

– А евреи, – говорит, – прекрасно устроились на Антарктиде. Это их земля обетованная.

Ну, уж после этого я всем своим многострадальным телом понял, зачем меня умные люди привязали. Да кто бы усидел на стуле при таком сногсшибательном известии!

Стоп, стоп! Минуточку… Не надо возмущаться и не надо передёргивать! Я не юдофоб! И я хотел сказать, не сногсшибательном , а неприятном!

Видимо, моё лицо при этом изобразило бескрайнее изумление, потому что она тут же добавила:

– Они сами так захотели. Там всегда много солнца. Они её так и называют «солнечная Антарктика». Их выбор был одобрен Имперским Советом.

Да-да, понимаю. Я, конечно, бываю порой не в себе, и чушь иногда порю, но я не идиот. Я так думаю. А дамочке из разведки, наверное, так думать, было бы сподручней.

«Ага, не слабо. И персики созревают», – сказал я себе, и в тот же самый момент по мне от ног до ушей пробежали мурашки, а в мозгу пролетело испуганной птицей: «На Антарктиду не хочу! Там несусветная холодрыга!», а вслух неожиданно ляпнул:

– Интересно, а куда вы хохлов сбагрили? В Арктику?

Ли Цзы по-кошачьи зажмурилась и пропела на высокой ноте:

– Хохлов? Вас сообщник?

Тут я не выдержал, рассмеялся в полный голос и почему-то вспомнил беременную госпожу из администрации сорок четвёртого президента США, дозволявшую себе роскошь с недопустимым для её должности идиотизмом комментировать политическую обстановку в мире во времена украинского кризиса.

Госпожа координатор посмотрела на меня как на сумасшедшего (ой, как ей хотелось представить меня сумасшедшим!), однако с прежней невозмутимостью продолжила задавать вопросы по списку.

– Сколько вам лет?

Я и сам вдруг заинтересовался. И правда, сколько? Вообще-то мне должно быть около сорока… Но исходя из даты, увиденной мной на башне ракетодрома, я стал подсчитывать, каков может быть мой возраст на нынче. Спрашиваю:

– Сегодня какой день?

– Среда, сентября пятого.

– Ага… Если исходить из нынешнего земного летоисчисления, в ближайший понедельник мне шарахнет… пятьсот пятьдесят пять. Так примерно. Критический возраст. – Названная мной цифра в силу своей чудовищности спровоцировала спазм в дыхательных путях, благодаря чему из моего горла вырвался наружу нервический смешок. – А вам, прошу прощения, сколько?

– Здесь вопросы задаю я.

– Догадываюсь. И всё же?

– Сто двадцать три, – произнесла она с расстановкой. – Но это к делу не относится.

Когда она это сказала, я уже вторично, с не меньшим энтузиазмом, поблагодарил умных людей, сковавших меня ремнями «безопасности». А потом подумал: она или смеётся надо мной, или за последние пятьсот лет учёные нашли способ неизмеримо удлинять жизнь. Или того хлеще: изобрели эликсир бессмертия. В данном случае мне это подходит. Поживу ещё сотенку, другую, огляжусь, выясню, что тут на Земле произошло в моё отсутствие. Если, конечно, мне позволят и не угробят раньше времени. Размечтался! Если мне не дадут поесть в ближайшие десять минут, то через пятнадцать я и без чужой помощи подохну, как бездомный пёс. А госпожа координатор, как ни в чём не бывало, продолжала допрос.

– Не надо много лишних слов. Просто отвечайте на мои вопросы.