Олег Северюхин - В лабиринтах темного мира. Похождения полковника Северцева в трех томах

Все, что делается в конкретный день и час должно быть зафиксировано в документе, иначе все это не будет приниматься на веру потомками. Им, как и нам в наше время, устные рассказы тоже не в веру, бумажку давай, где про все это и прописано. Лучше всего газетку с официальной статьей от официального органа. И что интересно? С течением времени эта газетка становится таким секретным или даже совершенно секретным документом и хранится в архиве с такой тщательностью, что и не подумаешь, что именно в эту газетку ты завертывал пару селедок на пикник, а оставшийся кусок газеты использовал по прямому назначению в кустах неподалеку.

Так что, каждое сказанное и запечатленное слово, становится важным документом или доказательством того, что деяние сие есть славное или совершенно бесславное, но опять же, в отношении одного человека это славное деяние оказывается бесславным, а для другого – бесславное деяние оказывается славным.

Так и я сейчас, запечатлевая все, что происходило в Иерусалиме в начале шестидесятых годов от Рождества Христова, как бы становлюсь свидетелем всего происходящего там и приглашаю вас в свидетели этого. Если вы читаете все это, то и вы становитесь соучастником этого действа. Если вы не хотите, чтобы вас привлекли за соучастие, то хватайте книжку двумя пальцами за уголок и бегом бегите в полицию или в инквизицию, чтобы кто-то другой, кто подсмотрел, что вы читаете, не успел прибежать вперед вас.

– Вставай, Пётр, – потрогал я апостола за плечо, – пойдем вместе к Голгофе, сопричастие со всем происходящим сильнее всякой молитвы. Считай, что одного сомневающегося ты приведешь к вере истинной, только смотри, кого вести к вере в первую очередь.

Пётр встал, осмысливая, что я говорю.

– А не все ли равно, кого вести к вере, – ответил он, – если человек стремится к слову истинному, то не надо мешать ему.

– Ты прав, – согласился я. – Если ты поведешь к вере истинно страждущего человека, готового жизнь свою положить за веру, то твои слова верны. А если ты поведешь к вере Иуду, который пришел, чтобы продать тебя и твоих учеников за тридцать сребреников, то тогда как? Ты и Иуду введешь в число своих учеников, показав всех окрещенных тобой, и отдашь их ему на расправу? Так будет ли угодно Богу такое апостольство? Учти, весь Рим состоит из праведников и иуд. Так кого ты поведешь к причастию? Я и сам в затруднении, кого первого вести к кресту. А кто совет в этом деле может дать? Только Он? Так, давай, и спросим его. Кроме тебя нет человека ближе к Нему.

– Смотрю я на тебя и не знаю, то ли ты ангел, низвергнутый с небес, то ли новый Понтий Пилат, пришедший для выкорчевывания веры Христовой из Иерусалима, – сказал Пётр. – Все вроде бы правильно и складно говоришь, а вот разобраться в тебе не могу. И вопросы у тебя такие, что никто, кроме Учителя, не сможет на них ответить. Пойдем, помолимся вместе, может Учитель наш и снизойдет к нам, чтобы тебя на чистую воду вывести.

День был не праздничный и не воскресный, поэтому на Голгофе было пусто. Ни одного человека, чтобы поглазеть на мучения приговоренного. Только три окровавленных столба стоят как сиротинушки рядом с брошенными перекладинами распятья.

Пётр встал на колени и начал беззвучно молиться. Тоже сделал и я. У меня нет никакой определенной церемонии молитвы. Наверное, у всех так же. Хотя, рассматривая молящихся в храме, можно увидеть тех, кто рапортует обо всем содеянном и просит благодарности от святых за свои деяния. Другой – признается как перед прокурором. Третий – так же ловчит, как перед дознавателем или перед родственниками тех, кого он обидел. Четвертые – молчат, не имея морального права обременять Всевышнего своими просьбами и мольбами. Пятые – просто разговаривают с теми, кому они молятся и обсуждают с ними свои проблемы, не прося для себя милостей, а только совета, как поступить в том или ином случае. К тем, пятым, отношусь и я.

Я стоял перед столбами и мысленно представлял всю эту церемонию, которую многократно видел в исполнении актеров различных киностудий и представлял, что все было проще и низменнее. И столбы эти не такие высокие, и расстояние от толпы до казнимого не такое уж большое.

Так всегда бывает, когда едешь посмотреть на какое-то чудо света, воспетое в стихах и красках и сфотографированное с таких ракурсов, что человек на снимках кажется пигмеем. А приезжаешь, смотришь и только чувство разочарования от этого чуда. Здесь же все по-другому. Высота столба примерно два с половиной человеческих роста, то есть около четырех метров. Перекладина в размах руки, то есть в человеческий рост, примерно метр шестьдесят. В то время люди были невысокого роста.

Здесь же на месте казни четко представляешь человеческую злобу, обрушившуюся на праведника по воле толпы, которая из двух зол выбрала самую меньшую. И начальники этих людей всё сделали чужими руками. Типа, мы, мол, здесь ни при чём.

А если представить, что Понтий Пилат взял бы и сказал:

– Я отпускаю Иешуа а-Ноцри, невиновен он!

Что бы тогда было? Было бы одной религиозной сектой больше, и мало бы кто уверовал в то, что Учитель был сын Божий, и что именно к нему спустился Дух божий, указав на него Иоанну Крестителю. Да мало ли что. Если религия не обслуживает власть, то она погибает. Вот и получается, что религия есть идеологическое воплощение существующей власти, а Пилат действовал по воле Бога.

– Да, ты прав, – сказал кто-то надо мной, – каждая религия, как и политическая партия, ведет к власти. Иначе, зачем людям собираться вместе и исповедовать взгляды, которые отличаются от тех, что поддерживаются существующей властью. Не зря же на табличке надо мной написали «Иисус Назорей Царь Иудейский». И Пилат сказал фарисеям: я написал то, что я написал. Но и они ошиблись. А вот ты знаешь, сколько есть царств христианских?

Все познается в сравнении. Сначала Господь призвал Моисея и дал ему слово божье в скрижалях написанное. И стала монополия на слово Божье. И погряз весь мир в смертных грехах. Ни моры, ни потопы не смогли очистить род человеческий от грехов. Тогда послан был я, чтобы искупить все грехи. И что увидел Господь не земле? Многобожие Рима и гордыня веры Моисеевой. И еще были посланы пророки Магомет и Будда, чтобы народ весь был к близкой ему религии пристроен, чтобы славил её, привлекал близких людей, и чтобы правил он в отведённых ему частях света. Все религии должны уравновешивать себя, потому что при нарушении равновесия начнется Апокалипсис, перед которым Всемирный потоп это детский уголок в парке водных аттракционов.

Это я говорю не только тебе, но и Петру. Дай ему знания, чтобы он усердие в вопросах веры не превращал в межрелигиозную рознь. Не гневите Отца нашего.