Алина Загорская - Царь Соломон и другие израильтяне. Если у тебя хорошие родители – будешь счастлив. Нет – станешь личностью

В Яффо живут братья-арабы, и потому гулять по нему… ну скажем так: интересно. Сегодня подошел ко мне юный арапчонок и спросил: эйх ани нихнас ла кус шелах?* Деловито, будто дорогу на рынок выяснял. Я сначала опешила, а потом прикинула кой-чего кой к чему на тему разности менталитетов и поинтересовалась: это у вас так принято знакомиться? Не поверите, он смутился! Наверное, не захотел отвечать за весь народ.

Есть там овощная лавка, владелец которой почему-то уверен, что я очень хороший человек. Он сообщает об этом регулярно, а я в ответ прошу его поделиться своим мнением с моей дочерью. Как-то летом этот сын Востока спрашивает: почему ты не заходила раньше? Я бы тебе подарил арбуз…

– Так что же тебе мешает сделать это сейчас? – недоумеваю я.

А он отвечает (внимание, тут будет сложно):

– Я тебе хотел сделать подарок на 50 шекелей, а сейчас они совсем дешевые, всего 15 – нет смысла…

И я ушла – без арбуза, но в полном восхищении. Потому что Восток – это очень, очень тонкое дело.

Впрочем, есть у меня и настоящие друзья. Например, бывший крестный папа яффской наркомафии. Имя называть не буду – разве что в переводе: Пан Аравийский, понтифик. Он потерял в криминальных разборках всех сыновей, совершил хадж в Мекку и стал праведником: не грабит, не убивает, не изменяет жене – ну почти. Мы встречаемся на пляже Гиват Алия – в последнее время годфазер пристрастился ловить рыбу.

– Дополнительный заработок? – спрашиваю.

– Нет, с морем разговариваю, рыб зову…

– Приходят?

– Только девушки. Мужики не хотят.

– А как ты их различаешь?

– Ведут себя более сексуально.

Накануне выборов выяснилось, что «отец арабов» собирается голосовать за… Либермана. Еле уговорила отдаться Ликуду. Хороший человек… Если не врет, конечно.

Но вот Яффо закончился, начинаются приморские скалы с их неизменным лежбищем кошек. Сочетание охренительное: вечное море, древние камни – и символ уюта кошка. Причем в каких-то промышленных количествах – лежбище, одно слово. Что они там делают – неизвестно, но выглядит довольно безумно… как скрипач из Бердичева среди пальм и минаретов.

Вообще, это даже как-то глупо и несвоевременно – рассказывать про то, как я приехала в Израиль. Ей-богу, ну кто же его – в смысле Израиль – еще не знает? Здесь нас уже больше чем там, и дел у нас тут немало, и проблем – и кому это вообще интересно, где живем? Интересно – как! О-о. Но я вам все равно расскажу. Даже если вы мне за это не заплатите. Потому что я такой человек, что всегда рассказываю. Потому что если не рассказать – то как бы ничего и не было. «Жил-был я – помнится, что жил…» А если описать – то это уже факт. А если хорошо описать – то даже явление культуры.

С чего начинается Израиль? С израильского центра – такой бедной на лицо, но богатой внутренне развалюхи с повышенной концентрацией лиц еврейской национальности. Нет, даже не так. Никакой они не национальности, несмотря на то, что Шнеерзоны и Янкелевичи. Они работают евреями, потому что им за это платят. И они сидят в своих кабинетах, и принимают других, которые тоже не особо евреи, но по иной причине. Те, другие – глубоко русские (или украинские) рабочие и крестьяне. С неуверенной гордостью сообщают они каждому встречному в этом самом центре: «Наша бабушка была в девичестве Волькенштейн!». Они приезжают из Мелитополя и Жмеринки и стоят в очереди до глубокой ночи. Иногда выходят на улицу, многажды предупредив соседей, что они сейчас, сей момент, совсем ненадолго. Охранник такие выходы не одобряет – видимо, они наносят ущерб безопасности Израиля. А про безопасность тут понимают! Нет большего патриота Эрец Исраэль, чем колхозница из Пятихаток, чью бабушку Волькенштейн признали легитимной. Но природа берет свое, а туалета для народа в консульстве не предусмотрено.

В очереди тоскливо… Вот девочка лет семнадцати с огромным животом и лицом сикстинской Мадонны, и ее муж – лет сорока и с внешностью Шарикова. Хорошо бы его не пустили в Израиль – думаю я себе – ведь и вовсе калмык какой-то, ну что ему там делать? А девочка смотрит на него любящими сикстинскими глазами, и гладит потихоньку, и становится от этого еще красивей.

Еще одна супружеская пара учит иврит и все время ругается. Они почти старики, но отношения легкие, студенческие:

– Валька, ну ты поняла или нет? Олехет – это в настоящем времени. А в прошедшем – алахти. Очень просто.

– Да отстань от меня, это тебе просто. А я все думаю – стулья складные брать или нет? Фима говорит, что со стульями там проблема…

– Этот твой Фима сам большая проблема! Десять лет в Израиле – до сих пор никто, ничто и звать никак! У него – другое, у нас – совсем другое.

– Я посмотрю, кем ты там станешь….

– Не отвлекайся: олхим, олхот, алахну…*

Но вот долгожданная дверь открывается и я внутри. Консул очкаст, толст, важен и говорит по-русски почти без акцента. Правда, потом оказывается, что сам родом из Харькова. Он просматривает документы и одобряет: «Так, мать, Мира Абрамовна, – хорошо, отец Виктор Теодорович – очень хорошо. А как бабушку звали? Эсфирь Рафаиловна? Очень, очень хорошо – поздравляю вас с израильским гражданством!»

И все завертелось, завертелось… Последняя ночь в пустом доме (диван наутро забирает подруга). Промозглая осень, серо, гадко. И кучка людей на перроне – небольшая. Но чтобы их собрать понадобилась жизнь. Это – мое богатство, и второго такого уже не будет. Все. Маспик. Алахну*.

А потом мы плыли на теплоходе «Дмитрий Шостакович» – большом, красивом и подозрительно бесплатном. Я долго не могла примириться с огромным количеством халявы по дороге в Землю Обетованную. Разъяснили эту загадку члены экипажа – очень живописного, шведско-украинско-мозамбикского и еще какого-то. Оказывается, если собрать всех евреев в положенном месте, то сразу за этим наступит царство божие на Земле… Как вам нравится?

И они в это верили – Джек из Уганды, Толик «с-под Ровно», Майкл – соотечественник Андерсена. Радостные, уверенные в себе и в своем деле, с огоньком, слегка безумным, по-моему, в глазах. А мы, пассажиры, вкусно ели, много спали и плыли. Неизвестно куда, непонятно зачем. Забавно: я-то думала, что одна такая – еду в полную неопределенность, даже город еще не выбрала. А другие, эти хитрые и пробивные другие, знают все наперед, и вообще их ждет на берегу целая армия родственников, а у меня на всем свете только дочка Маша да кошка Кузя! Но даже те, кто выглядели деловыми и бросались разными местными словами типа «мисрад клита», « битуах леуми» и «Офаким»*, все равно не знали главного: что они будут там делать?

Впрочем, был среди нас человек, который знал абсолютно точно, чем займется. Девочка Поля, с большим животом и сикстинскими глазами, плыла на корабле совсем одна. Ее мужа, калмыка Шарикова, действительно не пустили в Израиль – уж не знаю по какому праву. И она ехала, полная решимости вырвать его из лап израильского консульства – любой ценой.